— Полагаю, это не просто светский визит? Кто начнет?
Гости переглянулись. Мария, опустив глаза, уставилась в пол.
— Давайте проясним ситуацию, — предложил он. — Меня не было дома тридцать восемь часов. Служебные дела, не терпящие отлагательства. Теперь я вернулся и обнаружил дома шикарный стол и кучу гостей. Поверьте, моя супруга нечасто устраивает мне подобные сюрпризы, а это значит лишь одно: кому-то из вас срочно нужна помощь полиции. Кому и зачем?
Тишина становилась гнетущей. Мужчины хмурились и молчали. Лариса открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Вместо этого она расплакалась. Жалобно, со всхлипами. Тот, кого Мария представила как ее мужа Евгения, обхватил плечи жены и, казалось, сам был готов расплакаться. Станислав потянулся к бутылке. Гуров, отстранив руку Стасика, убрал спиртное и, сглаживая впечатление от своих действий, мягко произнес, глядя на жену:
— Маша, придется рассказывать тебе, раз гости молчат.
— Похоже, что так, — кивнула она. — Только я мало что знаю.
— Пока будет достаточно и малого, — подбодрил ее Лев.
— У Евгения и Ларисы есть дочь, — начала Мария. — Поздний ребенок, и все такое.
— Насколько поздний? — уточнил Гуров.
— Женьке пятьдесят, — вступил в разговор Станислав. — Лариса намного младше его. Они поженились, когда брату было тридцать два. Ларисе к тому времени сравнялось девятнадцать. Поздним ребенком Ладочку можно назвать лишь условно. Для Женьки — да, а для Ларисы скорее ранний.
— Тем не менее оба они считают, что рождение Ладочки сродни чуду, — перебила его Мария. — Дело в том, что для Евгения это не первый брак. До Ларисы у него было три жены. Ничего трагичного или из ряда вон выходящего, просто человеку не везло. — Она с вызовом смотрела на мужа, ожидая возражений, но тот молчал. И Мария продолжила: — В трех первых браках у Евгения детей не было. Всякий раз врачи говорили, что проблема в нем. Он уже отчаялся когда-либо услышать заветные простые слова: ты будешь отцом. А тут Лариса забеременела. Конечно, тридцать два — не критический возраст для отцовства, но Евгения в этом случае можно назвать исключением. — Она вдруг поежилась под взглядом Гурова, поняв, что пора переходить к главному, и выпалила, точно в омут головой бросилась: — А теперь их девочка пропала.
Как только прозвучали роковые слова, Лариса забилась в рыданиях, не в силах сдержаться. Евгений крепился, хотя и он был на грани срыва. «Не хватало еще, чтобы они все тут разрыдались, — проворчал про себя Гуров. — Ох уж мне эти истеричные родственники!»
— Сколько лет Ладе? — проясняя ситуацию, спросил он.
— Три месяца назад исполнилось восемнадцать, — скороговоркой проговорила Мария. — Столько она не живет дома.
— Три месяца? — присвистнул Гуров. — Почему же вы решили обратиться ко мне за помощью именно сейчас?
Этот вопрос он адресовал родителям, но ответил на него Станислав:
— Нам стало известно, что Лада не посещает школу. До этого мы считали, что у нее что-то типа переходного возраста. Желание самоутвердиться, найти свое место в этой жизни. Но пропускать занятия на последнем году учебы? Это уже перебор. Что за жизнь ждет ее без аттестата? Кем она станет по жизни? Поломойкой? Официанткой в придорожной забегаловке? Или того хуже…
— Стас, прекрати! — вскинулся Евгений. — Ладочка не настолько бесшабашна, чтобы не понимать значимости образования.
— И именно поэтому она не появляется в школе уже больше недели, не правда ли? — огрызнулся Станислав. — А все твое либеральничанье. Забыл, как Лариса умоляла тебя вернуть девочку? Как мы в два голоса предупреждали тебя о том, что твои поблажки доведут ее до беды? Забыл, как сам два дня назад притащился ко мне в невменяемом состоянии и умолял найти детектива, который сможет отыскать твою дочь? Только вот поздно спохватился. Ладочка теперь неизвестно где. И все по твоей вине!
— Кто бы говорил! — взвилась Лариса. — Не ты ли первым кричал: Ларочка, не будь параноиком, не дави на дочь! Дай ей перебеситься. Вспомни себя в ее возрасте. А теперь вон как заговорил! Что, перебесилась Ладочка? Где она теперь? Где, я тебя спрашиваю?
Гуров взирал на компанию разбушевавшихся родственников с выражением стоика. Пусть покричат, выпустят пар. В их состоянии это только на пользу. Мария же места себе не находила. Она комкала в руках салфетку и время от времени пыталась вклиниться в спор.