Благополучные немецкие иудеи, разбуженные просвещенцами Натаном и сыном его Ицхаком, сделали чрезвычайный сбор и переправили деньги несчастным соплеменникам, избитым и ограбленным на пиршестве патриотического духа.
Дов, удачный сын Авигдора, взывал к отцу с матерью, к сестрам и брату, умоляя бежать из проклятого Божина и переселиться к нему в тихий Антверпен. Да разве легко подняться, да и как решиться? Бросить, продать, забыть?
4
“Плачь, плачь, пчелка моя… Как тяжело на сердце… Две дочери, две жемчужины, две вдовы молодые…” – говорит жене Авигдор. “Не покинем Божин. Здесь любовь наша родилась, здесь и умрет она вместе с нами…” – невпопад отвечает Двора.
Во дворе синагоги толпятся люди. Мужчины, женщины, дети. Горестные лица. Берл пустился в пляс. “Остановись, негодник!” – закричал Авигдор сыну. “Цадик учит, весельем хасид отвратит беду!” – возразил танцор. “Довольно, Берл! Случилась уж беда!” – зароптали вокруг.
Шимон, единственного сына потерявший, не совладал с горем, и уж не хасидоборец он более. Глаза блестят лихорадочно, опирается на руку раввина.
– Ашер, Ашер! Не вижу моего Ашера в толпе!
– Молчи, Шимон. Он на небесах, ему лучше, чем нам.
– Как много стариков здесь собралось…
– Это дети, Шимон. Смотри: юные розовые лица.
– Нет! Увядшие, серые, в морщинах.
– Старики в другой стороне, Шимон.
– Ты опять ошибся, раби. Там усопшие. Застыли, бледны как мел.
– Да ведь они живые!
– Покойники они! В чистом младенца сердце зародыш злобы будущей, а тело молодое, упругое – дряхлости вместилище. Плетущийся к могиле старец мертв давно. Конец вещей в начале их. Я сквозь время вижу.
– Лишь молитва, Шимон, исцелит больную душу.
– Это Ашер! Он улыбнулся мне с небес, позвал к себе. Будем молиться, раби.
Обложка оформлена автором с использованием стандартных средств Word.