Выбрать главу

Меир весьма дорожил привязанностью Берла, отпрыска богача Авигдора. Отец и брат Берла были хасидами раби Айзика. Не часто мужчины одной семьи следуют за разными цадиками. Меир невысоко ставил Айзика, подлинным цадиком его не считал. “К богатым прилепился, подношения их любит, а ведь хасиды – это все больше простой народ, и цадик – опора беднякам”, – думал.

– Учитель! Мне нужен твой совет, – воскликнул Берл, и гости за столом навострили уши.

– Мы для того и собрались в этой горнице, чтоб ученик вопрошал, а наставник поучал, – важно произнес цадик.

– Отец настаивает, чтоб я посвятил себя торговому, либо какому иному делу. Уступив, я не смогу столь часто, как сейчас, видеть любимого раби и внимать ему, – сказал Берл, заглядывая цадику в глаза и вожделея желанного ответа.

– Непреложный долг сына почитать родителя, но основание непреложности есть разумность, – изрек Меир и обвел многозначительным взглядом честную компанию.

– Поясни, учитель.

– Разве ты нем, Берл? Разве дом учения не оттачивает ум и не развязывает язык?

– Отец твердит, мол, думай о будущем, гляди вперед, пробивай дорогу.

– Слова – слова Авигдора, а рука – рука Айзика! А ведь знает хасид: излишнее беспокойство о завтрашнем дне есть недоверие всевышнему!

– Великий грех на господа не надеяться! – зашумели хасиды.

– Родитель мой, мир праху его, цадик и сын цадика, – сказал Меир, – ставил мне в пример одного бедного лавочника. Тот как увидит, что заработанного хватит день прожить, окончит торговлю, сядет за книгу, а покупателей отправляет в лавку к соседу.

– Я, кажется, уяснил, раби.

– Слава создателю!

– Я должен восстать!

– Это твои слова!

3

Берл души не чает в своем раби, обожает веселые сходки у него, пляшет, поет, и в хоровод встает. Заслушивается хасидскими байками, и сам рассказывать горазд, и хмельному не враг, и радуется жизни, будто бедняк. Хвала цадику: научил, как убедить отца не толкать сына в болото трудов и забот.

Есть у Берла дружок, Ашер, о котором хасидскому братству не известно, и только Меир посвящен. Ашер учился в столице, веру почти забыл, стал просвещенцем, не немецким, а божинским, доморощенным. “Не удивительно, – говорил Меир, – что у отца хасидоборца вырос сын просвещенец!” Цадик весьма не одобрял это ученое семейство, но ради Берла терпел неправедную дружбу.

Как-то случилась беда, и погиб хасид Меира. Во исполнение долга и, помогая вдове, цадик пристроил к делу взрослых ее детей. Юношу взял себе в ученики. “Пусть молится горячо и сидит над книгами, и будет ревнителем дела моего”, – резонно рассудил раби. А девушку, юную красавицу Зелду, по просьбе Берла определил в семью Ашера – в доме как раз служанка требовалась.

Незлобивый нрав Берла многим по вкусу, а чем пленил ученого Ашера жизнерадостный хасид? Сердцу божинского просвещенца мил народный дух, и Берл – его якорь в еврействе. А еще Ашер любит друга за быстрый цепкий ум. Жаль, что невежествен хасид и не хочет знать пользы своих дарований. “Молись меньше и учись наукам мирским, дружище!” – внушает Ашер.

Берл вновь спешит за советом к раби. С глазу на глаз цадик толкует ученику: “Не сворачивай с верного пути. Университеты их гасят огонь веры в душе еврея, и отдаляется день прихода мессии, и паства у цадика редеет!” Наученный Меиром, Берл воспротивился Ашеру, и тот отступился сохранения дружбы ради.

Начавший бунтовать идет далеко, и его ничто не держит, и жало принуждения не язвит. Созрело в голове ученика зерно несогласия с учителем. “Если не жена ему, хасид не глядит на женщину. Не сострадает ей, ибо искуситель направит жалость на стезю греха. Увы, дьявол обладает своей частью в нашем мире!” – твердил ученикам раби Меир. И много еще в том же роде проповедовал цадик, остерегая хасидов от соблазна. “Как же не глядеть на Зелду, прелестное создание? Как не сострадать сироте?” – думал сын богача, тайно и твердо держась крамольного воззрения.

Чужой манящий ветер

1

Умер муж у Маргалит, старшей дочери божинского лесопромышленника Авигдора. И хоть не было любви меж супругами, и не остались сироты, и нет братьев у покойного, а все ж мысль о вдовстве горестна молодой женщине. И болит материнское сердце Дворы, и плачет вместе с сестрою младшая Пнина.