У Насти не было никаких родственников, кроме старенькой бабушки, маленькой, тихой, как мышка, старушки. Родители девушки увлекались горными лыжами, и их накрыло лавиной, когда ей не исполнилось и двух лет.
– Разве у нее не было брата? – изумилась я.
Анна Константиновна пожала плечами.
– Точно не знаю, ведь я никогда не знакомилась с этой мадемуазель.
Настенька все никак не выходила замуж, ждала принца на белом коне. Материально она была обеспечена, очевидно, остались какие-то семейные ценности, да еще огромная шестикомнатная квартира на суперпрестижной улице Алексея Толстого.
После окончания института девушка стала работать, похоронила бабушку и полностью отдалась любимому делу. Коля по-прежнему «стоял за спиной», втайне надеясь, что подруга наконец заметит его верность. Однако вышло по-иному.
– Кем она работала? – не удержалась я.
– В журнале «Искусство эстрады», – пояснила Колосова. – Разве я не сказала, что они с Николашей учились на факультете журналистики МГУ?
Короче говоря, по долгу службы Настенька частенько посещала концерты и разнообразные шоу-мероприятия, не упускала возможности заглянуть на презентации и тусовки, справедливо полагая, что вне кулис кумиры более приветливы и общительны. Звягинцева часто и много писала, была доброжелательна, в основном хвалила певцов и музыкантов, поэтому ее любили.
На одной из таких презентаций она и нашла своего принца – двадцатичетырехлетнего Олега Скотинина. Фамилия у парня, прямо скажем, не слишком благозвучная, поэтому на афишах он печатался как Лео Ско.
Олег прибыл покорять столицу из какого-то провинциального городка, причем не один, а с мамой. Согласитесь, немного странный поступок для отвязного певца, а Лео Ско был абсолютно невероятной оторвой как внешне, так и внутренне. Мама его – благообразная дама лет пятидесяти, наоборот, выглядела старомодно и как-то очень добропорядочно. Она никогда не посещала шумные тусовки, но всегда сидела за кулисами во время концертов, и артисты привыкли к ее высокой сухопарой фигуре, облаченной в немыслимые юбки «бочонком» и вытянутые акриловые кофты. Но, несмотря на простецкий вид, у Натальи Андреевны Скотининой явно водилась тугая копеечка, потому что Лео снял три клипа, появился на экране телевизора и регулярно звучал по радио. Обожала мама сына страстно и ничего для него не жалела.
Когда у Насти и Олега разгорелся страстный роман, некоторые актрисочки предупреждали симпатичную журналистку:
– Слышь, Настена, лучше не связывайся с этим кадром. Прикинь, какая свекровь тебе достанется, да она с вами третьей в койку ляжет.
Но неожиданно для всех Наталья Андреевна повела себя по-иному. Каждому знакомому она твердила:
– Настенька – сокровище. Именно о такой невестке я мечтала всегда: красавица, умница, славная пара Олежеку.
Анна Константиновна замолчала.
– А дальше что? – поторопила ее я.
– Ничего, – пожала плечами рассказчица, – Настя бросила работу, осела дома, с Колей она больше не созванивалась, чему я была очень рада.
– Почему?
– Видите ли, – спокойно пояснила Колосова, – мы с Николаем поженились, и, честно говоря, мне не слишком нравилось, когда сия особа трезвонила и требовала от него немедленно мчаться к ней. Кстати, извините, я не представилась.
И она протянула визитную карточку. Я машинально пробежала глазами по тексту. «Доктор физмат наук, профессор академии менеджмента и экономики…» Вот тебе и сельская учительница!
– Вы догадались, что я намного старше Николая? – сурово поинтересовалась Колосова.
– Да.
– Отношения у нас сложились скорей дружеские, – вздохнула она, – с моей стороны материнские, но я искренне любила Николая, а Настю терпеть не могла. Поэтому очень радовалась, когда та, выйдя замуж, исчезла из поля зрения.
– Так где найти Рагозина?
– Понятия не имею.
– Как, – возмутилась я, – вы только что говорили, будто являетесь его женой!
– Мы развелись.
– Когда?
– Два года назад. Поэтому я и сняла квартиру на Мирославской. Николаша съехал туда, но потом исчез.
– Как?
– Просто позвонил один раз и сообщил, что уезжает.
– Куда?
– Он не стал уточнять. Буркнул в трубку: «Квартира свободна, пользуйся». Ну я и вселила туда свою племянницу, зачем жилплощади пустовать, раз оплачена!
– И вы не знаете, где он живет?
– Нет!
– Господи, – вырвалось из моей груди, – что же делать с письмом!
– Ничего, – злорадно откликнулась Колосова, – разорвать и выбросить. Раз Звягинцева умерла, ей уже все равно.
– Ну что вы, – забормотала я, – надо найти Рагозина.
– Ищите, – хмыкнула Колосова, – только не с моей помощью.
– А где он работал? – попыталась я подобраться к неприступной крепости с другой стороны.
– Понятия не имею, – отчеканила Колосова.
– Вы не знаете место службы мужа?
– Мы разведены.
– Хорошо, а где он работал, когда вы состояли в браке?
– Запамятовала, – откровенно ухмыльнулась собеседница и заявила: – Извините, более не могу вести беседу, на работу пора.
Подталкиваемая нелюбезной хозяйкой в спину, я выбралась в коридор и уже на пороге попросила:
– Может, припомните координаты Николая. Неужели вам не жаль покойную?
– Ни капельки, – тряхнула «химией» математик и вытолкала меня на лестничную клетку. Подобной сокрушительной неудачи со мной еще ни разу не случалось.
Глава 7
Горе я заливала отвратительным кофе в ближайшем кафе. В придачу мне достался твердокаменный рулет с непонятной плодово-ягодной начинкой, гаже подобного кондитерского изделия были разве только польские кексы «Киви». Но мне, по большому счету, было наплевать на качество еды, в голове роем жужжали мысли, и главная среди них: где искать Рагозина?
Поразмышляв, я решила отправиться на факультет журналистики МГУ. Может, там кто припомнит бывшего студента?!
Кузница кадров для газет, радио и телевидения находится в самом центре. Окна желтого старинного дома глядят прямо на Кремль. Во дворе ползало по снегу несколько студентов. Заинтересовавшись, я не удержалась:
– Что ищете?
– Зачетки, – коротко пояснила востроносенькая девчонка.
– Зачетные книжки?!
– Угу.
Не успела я спросить, каким образом документы оказались в сугробе, как на втором этаже старинного здания распахнулась форточка, и несколько синих книжечек камнем полетели вниз.
– Вот зараза, – вздохнул кудрявый парень, подхватывая одну.
– Кто?
– Раиса Михайловна Бучборская, историю мировой литературы преподает. Такая злая, если что не так, вышвыривает зачетки в окно, да еще приговаривает: «Если нет ума, займись физической подготовкой».
– Да уж, не повезло вам, – ухмыльнулась я.
– Старая ведь совсем, – сокрушался студент, отряхивая джинсы, – лет сто, не меньше.
– У нас тоже в консерватории похожая была, – поделилась я печальным опытом, – все забывала, фамилии путала, мрак!
– Ха, – выкрикнул юноша, – наша обладает памятью слона. Не поверите, являешься к ней зимой, окинет взглядом и процедит: «Вроде прошлым летом ты не мог описать щит Ахилла, ну, давай, сейчас отвечай!» Помнит всех выпускников по именам, просто эпилептик!
Он еще долго пыхтел и жаловался, но я уже входила в просторный холл. Раз у дамы столь великолепная память, к ней и обратимся.
В далекие времена, когда строилось здание Московского университета, которое сейчас называют «старым», денег не жалели, а уж площади под застройку жалели и того меньше. Факультет журналистики поражал размерами. Огромная мраморная лестница, широченные коридоры, невероятной высоты окна и двери. Но вся эта былая красота выглядела грязной и обшарпанной. Тут явно давно не делали ремонт.
Сунувшись в дверь с табличкой «Учебная часть», я поинтересовалась:
– Бучборская в какой аудитории принимает экзамен?
Толстенькая девица в старомодных круглых очках оторвалась от газеты и весело сообщила: