– Есть, – кивнул Алексей, успокаиваясь.
– Вот и познакомь меня с ним, договорились?
Лешка задумался на секунду, будто оценивая свою выгоду из этого знакомства, и снова кивнул.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Володька. – Давай-ка завтра организуй мне встречу.
Партнер очень нервничал, ожидая Володьку. Воронов слегка припозднился на встречу, что за ним никогда не замечалось, и мужчина часто затягивался длинной коричневой сигаретой, что выдавало его нетерпение.
Володька быстрым шагом зашел в кафе, кивнул Элле, приветственно помахал рукой шеф-повару, вышедшему в зал.
– Простите, Партнер, – виновато улыбнулся Воронов, пожимая слегка дрожащую от напряжения ладонь своего компаньона. Или куратора от правительства страны. – А что так нервничаем?
– Владимир Егорович, беда! – шепотом крикнул Партнер. – Грядут глобальные изменения во власти. Меня, и моих коллег культурно и без возражений попросили освободить должности. В КГБ пришли новые люди.
– А как вы хотели? – Владимир жестом позвал официанта. – Новая метла по-новому метет. Я говорил, что надо держать нос по ветру и присматриваться к новым людям. Кстати, вас накормили?
Партнер махнул рукой. Судя по количеству кофейных чашек, он не притрагивался к еде.
– Салатику можно мне? И кофе с молоком, – попросил Воронов подошедшего официанта, взглянул на нервного Партнера. – Два мясных салатика.
– Что делать? – вопрошал тот, часто затягиваясь сигаретой. – Что делать? Это катастрофа.
– Успокойтесь для начала. Вы договорились о встрече с доверенным лицом генерального секретаря?
– Да, – быстро ответил Партнер. – Он подойдет через пять минут. Вас не было, вот я и нервничал. Знали бы вы, каких трудов мне стоило ее организовать.
– Да понятно, – усмехнулся Володька. – Как можно снизойти для разговора с простым смертным.
Партнер видимо успокоился. Набросился на свой салат так, будто неделю ничего не ел.
Через пять минут в кафе зашел мужчина в темном костюме и надменным взором высшего чиновника. В зале кроме Володьки и Партнера больше никого не было. Кошелев постарался, чтобы в кафе не зашли случайные посетители.
Чиновник осмотрел зал неторопливо и напустил удивленное выражение лица. Вроде, обиделся, что его не встречают должным образом. Партнер тоже недоуменно смотрел на Володьку, размеренно поедающего салат.
– Вы кто? – прозвучал в наступившей тишине вопрос. Воронов спросил громко, не оборачиваясь на вошедшего чиновника.
– Меня попросили встретиться с неким Вороновым, – ответил мужчина, брезгливо скривив рот.
– Не вас, – сказал Володька, – а вашего начальника. Вы – никто. Так, мелкая сошка, вообразившая себя этаким разведчиком в тылу врага. Вас попросили – вы делаете.
Чиновник явно растерялся. Он не ожидал такого разговора. Партнер тоже выглядел ошеломленным.
– Передайте своему начальнику, что разговаривать буду только с ним, – продолжал Володька, не отрываясь от поедания салата. – Можете назвать кодовую фразу – Берлинская стена. А впрочем, не передавайте, меня и так услышали.
– А причем здесь стена? – недоумевал Партнер, проводив взглядом чиновника до выхода. – И почему услышали?
– Вы как младенец, – рассмеялся сытый Воронов. – На нем был микрофон. А стена… позже поясню. О, уже по наши души идут, – он кивнул на вошедших людей, – они явно из охраны генсека.
Несколько шустрых мужчин за пару минут обшарили все помещения кафе, проверили персонал на наличие оружия, и попросили никого из них не входить в зал.
Спустя минуту в кафе вошло Доверенное Лицо генсека. Володька поперхнулся едой. Такого огромного напряжения зловещего и темного сознания в человеке он еще не встречал. Словно сам мрак, неотвратимый и уничтожающий, заполнил помещение зала. Безразличие ко всем окружающим, неуемная жажда всевластия. Ничего для вошедшего человека не имело значения, кроме своего благополучия и гипертрофированного желания собственного обогащения. Люди для него – мусор, иногда валяющийся под ногами. И все это было его жизнью, единственной целью, и не приобретенной из жизненного опыта, а кем-то вложенной с рождения.
Партнер приподнялся для приветствия. Володька тоже нехотя встал, соблюдая приличие, хотя сделал это против своей воли. Желания разговаривать с вошедшим чиновником не было никакого.