– Доброе утро, – говорит мужчина и жестом указывает на койку. – Садись.
Я медленно подхожу и забираюсь на матрас, поджимая ноги. Мужчина снова впихивается в тесное пространство между унитазом и койкой. Табуретка низкая, колени у него торчат. Я смотрю на исписанный блокнот. Жаль, не могу прочесть ни слова.
– А я вас знаю, да?
– «Старбёрст», – соглашается тот.
Я киваю.
Мужчина морщится:
– Адский тогда выдался денек…
От первого слова меня передергивает – вспоминается все, чему учил нас Пророк, утверждавший, будто ад находится в самом центре планеты и плохие люди целую вечность мучаются там во тьме, слыша крики других истязаемых.
– «Адский» – не то слово.
– Меня зовут доктор Уилсон.
Он протягивает мне пластиковую карточку. На фотографии у него одутловатое лицо, галстук затянут под самое горло, а губы строго поджаты. В уголке даже с моим уровнем грамотности удается разобрать три буквы: «ФБР».
Так и подмывает спросить, с чего бы ФБР заинтересовалось простыми побоями. Затем я неожиданно вспоминаю, что замешана и в другом преступлении, гораздо более серьезном. Хоть Пророк и лежит сейчас в окружном морге или где-то еще, он все равно никуда не делся. Так и будет всю жизнь висеть у меня за плечом и громыхать цепями, изрыгая желчь, пока вконец не убьет, как и намеревался.
Перевожу взгляд на мужчину. Не знаю, сколько ему лет. Люди здесь выглядят иначе, не так, как в Общине, где холодные ветра и слепящее солнце быстро превращали молодых в старых, а стариков – в покойников.
– Вы детектив?
– Судебный психолог.
Я щурюсь.
– Это как?
– По-разному. Обычно моя задача в том, чтобы разговаривать с людьми.
– Вроде советчика?
– Можно и так сказать.
– Мне советчик не нужен.
Мужчина улыбается.
– Хорошо, что я здесь не за этим.
– И кстати, я не люблю говорить о своих чувствах.
– Я тоже, – соглашается он. – О чем угодно, только не о чувствах.
Этот тип шутит? Джуд частенько пытался вызвать у меня улыбку, и когда ему удавалось, принимался сыпать шутками, будто раздувая угли и заставляя хихикать так, что эхо разносилось по всему лесу, затыкая птиц. В Общину я потом возвращалась ближе к ночи, украдкой, чтобы никто не заметил улыбки в уголках губ.
Зря я думаю про Джуда. Мужчина в камере не спускает с меня взгляда.
– Зачем я нужна ФБР?
– Местная полиция больше не занимается расследованием событий в Общине. Дело передали нам.
– То есть… это… – я машу между нами культей, – это все из-за Общины? Из-за Пророка?
– Из-за тебя. Мы в ФБР внимательно изучили твое дело. Мое начальство, как и тюремный комендант, сочли приговор слишком суровым и решили, что ты заслуживаешь особого отношения. Меня назначили следить за твоим психическим здоровьем, пока ты находишься в заключении.
– Так вы здесь из-за моего психического здоровья? – спрашиваю я. – Или чтобы собрать против меня улики? Я прошла через суд и знаю, чем зарабатывают люди вроде вас. Вы просто хотите залезть мне в голову.
Мужчина смеется.
– О, в этом уже нет необходимости. Я все понял о тебе еще в ту минуту, когда ты зашла в зал суда с конфеткой во рту.
Отец учил меня, как определить, что тебя обманывают; его уроки весьма кстати сейчас, во время разговора с доктором Уилсоном.
Отец любил делать ставки на собачьих бегах. Казино терпеть не мог – говорил, что ногой туда не ступит, поскольку другие игроки жульничают, а крупье подтасовывают карты. А вот бега ему нравились, потому что там все зависело лишь от его интуиции и проворства собак и никто не мог обманом отобрать с трудом заработанный выигрыш. Иногда он брал меня с собой, обычно ночью, когда запахи желтого пива били в нос, а металлическое сиденье холодило ноги. Вокруг больших прожекторов кружили стаи белых мотыльков, норовящих подобраться ближе к лампе.
– Почему они лезут к свету? – однажды спросила я у отца.
– Потому что они думают, это солнце, – ответил тот. – Они не видят разницы.
Именно там отец рассказал мне, как распознавать ложь. У вруна всегда тоскливое выражение глаз, и его байки слишком складные. Потом отец такие разговоры не заводил. Но я ничего не забыла. Потому что все, о чем он рассказывал, слишком сильно напоминало о Пророке.
– Так в чем ваша цель? – спрашиваю я доктора Уилсона.
– Помочь тебе. Просто помочь. Зря не веришь.
– Конечно, – говорю я. – Чему тут верить? ФБР мне помогать ни к чему.
– Чего же, по-твоему, мы хотим?
– Узнать, кто убил Пророка.
Доктор Уилсон выразительно вскидывает бровь.
– С чего ты решила, будто его убили? С чего решила, будто Пророк вообще умер?
Я тут же принимаю равнодушный вид, хотя наверняка он видит, что я беззастенчиво вру.