— А тело?
— К изменяющемуся.
— Взгляни теперь еще вот с какой стороны. Когда душа и тело:: единены, природа велит телу подчиняться и быть рабом, а душе — властвовать и быть госпожою. Приняв это в соображение, скажи, что из них, по-твоему, ближе Божественному и что смертному? Не «жжется ли тебе, что Божественное создано для власти и руководительства, а смертное — для подчинения и рабства?
— Да, кажется»[48].
Мы привели отрывки из сочинений двух мыслителей. Однако, по гти. мыслителем может называться только один из них, так как первая цитата представляет собой материалистический сатанизм. Из:-того видно, что рассуждать о сущности Человека умеют не только мудрецы. И часто люди, прельстивши- е-: s понятными их природе «логическими» умозаключениями о первичности земных удовольствий», возводят такой образ жизни в культ, как поступает, например, Эпикур.
Увы, сосредоточение телесного миросозерцания на подобных «плодах земного счастья» подчиняет мышление активности физического тела, и таким образом появляются болезнь и разрушение. Как отличить истинное от ложного? Или, иначе говоря, как отличить правильное отношение к Человеку и миру от ложного, ведущего к болезни и разрушению?
Ответив на этот вопрос и применив ответ к главным обобщениям оккультной анатомии, мы и получим несколько интересующих нас «Выводов о Человеке» в плане Священной Терапевтики.
Помнится, в разговоре со мной одна импульсивная дама воскликнула:
— Почему вы считаете, что преступник не может быть гениальным, он ведь такой же Человек, как все?
— Потому что гений — это духовность, — ответил я.
Исходя из этого и сделаем наше определение истинного, неистинного и ложного:
Ложно — все, что противится Духу.
Неистинно — все, что, стремясь к Духу в одном, противится ему в другом.
Истинно — то, что, стремясь к Духу, не противится ему.
Это определение требует небольшой расшифровки.
Представим себе, например, талантливого и работоспособного художника. Этот Человек занимается духовным делом, то есть он стремится к духовности. Но вдруг оказывается, что он считает для себя позволительным напиваться, объедаться, иногда — быть жестоким и т. п. Этим он противодействует духовности, приводя в действие по отношению к себе закон разрушения. И вот этот художник неожиданно заболевает и обращается за помощью к адепту Священной Терапевтики. Для того чтобы поставить ему точный диагноз, необходимо сначала сделать самое главное и важное обобщение: истинно этот Человек жил или ложно, соответственно — правильно или неправильно?
Вывод будет суровым: этот Человек жил неистинно: стремясь к духовности своим разумом, он противоречил ей телом. Такого Человека нельзя признать автором его полотен: невозможно, говоря о Боге, повиноваться дьяволу.
Проиллюстрирую эту мысль притчей о совратившемся гении, которая предостерегает от тяжелого греха творческой гордыни.
Одна только что освободившаяся праведная Душа, возносящаяся сквозь лучистые сферы Мира Творения и ведомая могучим Серафимом — Духом, рожденным в чистой мысли Господа, внезапно остановилась, вслушавшись в необычайной красоты мелодию.
— Кто создал эту музыку, в которой столько любви и невысказанной печали? — спросила Душа у своего проводника.
— Тот, кто создал все, — помедлив, отвечал Дух.
— Но я слышу человеческий плач… — продолжала настаивать Душа.
И тогда Серафим поведал о некогда жившем на Земле композиторе, которому Господь даровал великий талант и тяжкий долг: служить проводником тонких вибраций — распространять их всюду, где это возможно, пробуждая спящие человеческие сердца и рассказывая им о забытом Доме Отца…
Композитор, осознав и усовершенствовав свой дар, упорно работал, преодолевая все жизненные препятствия, и, казалось, ничто не могло его сломить или устрашить. Прибежище от нищеты и жизненных невзгод он находил в творчестве; погруженный в небесное пение, он делал его слышным для человеческого уха, и единственной целью его было донести эти звуки до своих ближних.
И, обратись сердцем к Господу, он просил:
Отче, сделай так, чтобы люди услышали то, что Ты дал слышать мне!
И Дух сказал:
— Да будет так.
И Отец был с ним, благословил его и открыл ему двери в сокровищницу.
И был этот Человек подобен плодоносящему дереву, под которым отдыхал всякий усталый путник.
Шло время, слава его росла, искушения множились. Окруженный лестью и всеми благами мира, композитор стал забывать источник, из которого пьет всякое дерево; сухими сделались корни его, и стал горек плод. Ослепленный, он думал, что плоды принадлежат ветвям, на которых растут, а не воде, земле и Духу, из которых они происходят. И захотел быть деревом без корней, рыбой без в оды, птицей без воздуха; но не знал этого.