Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара
Дмитрий Стешин
ЗИМА — последние дни мира
ЭВАКУАЦИЯ И МОБИЛИЗАЦИЯ
20 февраля 2022 года
«3АЙ, НЕ ПЛАЧЬ!»
Ранним воскресным утром в салоне республиканского сотового оператора было многолюдно по нынешним временам — четыре человека, включая меня, спецкора «Комсомольской правды». И все равно, из этой мизерной выборки, от которой бы отмахнулись социологи, получился срез настроений и людских чаяний. Я оказался в очереди между двумя мужиками. Один в форме брал сразу десяток карт-«пополняшек» телефонных счетов, а второй бубнил в трубку за моей спиной:
— Зай, не плачь, я невоеннообязанный. Нет, не призовут опять, у меня же сустава нет. А если и призовут, то на передок не пошлют…
По разговору выходило, что мужик крепко повоевал в 15-м году и ранило его, скорее всего, во время операции в Дебальцеве. Тогда всех ранило, все мои знакомые ополченцы получили там ранения, практически без исключений.
Женщина в голове нашей маленькой очереди немножко довела сотрудницу салона. Клиентке нужно было отключить номер телефона, но не сейчас, а завтра днем, когда она пересечет границу республики. Женщина эвакуировалась. Менеджер терпеливо объясняла, что может отключить номер прямо сейчас, при ней. А вот как с такси, заказать на завтра, на утро, не выйдет. Женщина не сдавалась. Наконец телефонная барышня взорвалась:
— Связь копейки стоит! Время такое, вы что, не видите? Вы обнищаете, если у вас там сто рублей пропадет!?
Настырная клиентка обреченно вздохнула:
— Отключайте, все равно звонить некому, мужа мобилизовали, а телефоны у них в части нельзя иметь.
Мужик, бравший «пополнявши», поинтересовался:
— А что у него за часть, если телефоны нельзя?
— Связь, связист он, телефонист.
Первой расхохоталась менеджерица, хотя не над чем было смеяться.
Я вышел из салона на пустой Пушкинский бульвар. Отметил, что любимое место жителей Донецка пустовато для воскресенья и солнечной погоды. В невидимых репродукторах системы экстренного оповещения потусторонний, инфернальный голос бормотал тревожные мантры. Я распознал лишь слова «эвакуация» и «мобилизация».
Внешне мобилизация выглядела как призыв русских мужичков на сборы резервистов, где можно месяц потусоваться в компании земляков и ровесников, вспомнить молодость, отдохнуть от жен и работы. Вот только бахало все время на горизонте, каждую минуту что-то гулко рвалось, даже стекла чуть подрагивали в окрестных домах. Там, где они уцелели…
Неприметная школа в Киевском, самом проблемном районе Донецка. Уже через километр от этой школы, по направлению к Донецкому аэропорту, начинались полумертвые кварталы с домами, истерзанными осколками. Впрочем, самой школе, где разместился мобилизационный пункт, несколько лет назад тоже досталось. Мне рассказали, что в 2017 году школу накрыли «градами» со стороны аэропорта… впрочем, это было понятно по новеньким окнам.
Обычные мужички выходили к школе из дворов — кто с рюкзачком, кто со спортивной сумкой и присоединялись к нашей группе, гревшейся на солнышке. И сумки у мужиков были те же самые, в которых они носили смену белья и «тормозок» в шахту или на завод.
Обсуждали минувшую ночь:
— Долбили-долбили, наши не выдержали — пришел, видать, приказ на ответку, выкатили саушку прямо к моему дому да как дали!
— И чё?
— Я с кровати слетел, а жена — так и спит, даже похрапывает. Все хохочут.
Поодаль, там, где толпились бойцы, уже обработанные военкоматом, балагурил седобородый мужик, автоматически получивший кличку Дед. У него были добрые, васильковые глаза — точно в цвет новенькой десантной тельняшки. Видно было, что Дед — душа компании, но поговорить со мной отказался, причина была веская.
— Не могу, братик. Все! Я теперь человек подневольный, присягу дал. У нас же все быстро — зашел туда, — Дед показал на стеклянные школьные двери, — штатским, а вышел военным!
В школе действительно происходило что-то сакральное, обрядовое. В нее заходили обычные мужики, а выходили воины, обремененные долгом и клятвой.
Но я не унимался и продолжил пытать Деда:
— А годков-то вам сколько? Это-то можно узнать?
— Можно, шестой десяток пошел, еще года три повоюю, потом — домой с чистой совестью.
Кто-то из толпы заметил:
— Да за два дня все закончится!
Начался спор, и я вдруг услышал за спиной: