Роспись в церкви Санта-Мария Антиква в Риме может служить примером воплощения в жизнь этого постановления. На восточной стене над апсидой в самом начале VIII в. была изображена многофигурная композиция поклонения Распятому на небесах, которая помещена на том месте, где до сих пор привыкли видеть изображение агнца божьего. Для римских христиан это была явная антитеза традиции, поэтому фреска соединяет новую и старую трактовки в синтетическом изображении. Ангелы, Богоматерь и Иоанн Креститель, по обе стороны от Христа, склоняются перед ним и протягивают руки в жесте моления. Внизу, на уровне основания креста, вокруг него, фигуры молящихся людей. Еще ниже композиция, дублирующая верхнюю, в символической форме: посредине на возвышении агнец с нимбом вокруг Его головы, в окружении овец, устремленных к нему58 (рис. 18). Надо отметить, что на Западе, постановление VI Вселенского Собора хотя и было принято, но от условно-символических изображений здесь полностью так и не отказались59, что лишний раз свидетельствует о том, что западная церковь оставалась далека от утвердившегося с течением времени на Востоке понимания образа как средства соединения земной и небесной реальности. Как отмечает М. Дворжак, на Западе во все последующее время продолжали действовать «основные воззрения катакомбного искусства»60.
Иконоборчество VIII в.: причины и последствия на Востоке и на Западе
В VIII в. споры вокруг икон возникли и велись особенно непримиримо в восточной части Римской империи, Запад же долгое время оставался в стороне от этого конфликта. В качестве причин иконоборческого кризиса в Византии разные исследователи отмечают существование предпосылок политического, богословского и морального характера61. Несомненно, что иконоборчество было моментом сложной политической программы, развитой в противоположность той, что существовала в Византии до этого времени. До исаврийской династии велась политика, которая поддерживала интересы духовенства. Нередки были случаи, когда духовные лица занимали высокие государственные должности. Существующий порядок низводил духовенство до положения политической партии. Порывая с традициями прежнего времени, императоры выступали против иконопочитания, потому что и оно являлось характерным для прежнего церковного направления62. Противостояние с духовенством составляло, вероятно, только одну сторону политических намерений императоров. Важнейшей задачей, безусловно, было укрепление единства империи в условиях усиливающегося военного давления со стороны исламского мира. По мнению X. Бельтинга, когда шли споры о религиозном единстве империи, образы, вместо того, чтобы способствовать государственному и религиозному единению, могли противостоять ему, поскольку с одной стороны, возможность и правомерность почитания образа имели спорный характер, с другой стороны, если «местночтимый святой становился более прославленным, чем главные святые империи, то образ мог возбуждать местнические настроения, центробежные силы»63. Во всех этих отношениях крест, как древний христианский символ, гораздо в большей степени удовлетворял требованиям достижения единства и военного благополучия.
Причины иконоборческого кризиса не исчерпывались чисто политическими моментами. Иконоборчество вряд ли было насильственно навязано Церкви, но, вероятно, вызревало в ее недрах, исаврийцы же использовали этот назревший вопрос в своих целях. Без инициативы и поддержки императоров, то есть, если бы иконоборчество осталось чисто церковным движением, компания не приобрела бы, видимо, такого размаха и жестокости. Свидетельством этому может служить то, что в иконоборческой среде того времени шла борьба двух направлений: умеренного, выразителями которого были отцы Церкви, и крайнего, на стороне которого были светские вожди иконоборчества. Иконоборческие настроения, существовавшие в IV–VIII вв. наряду с официально поддерживаемой традицией иконопочитания, но не составлявшие серьезную оппозицию ей, были поддержаны и «вынесены на поверхность» императорами исаврийской династии, использовавшими их для достижения своих политических целей.
Среди ряда историков Церкви64 существует мнение, что иконоборчество, не политическое, а чисто церковное, носило смысл прежде всего моральный, практический. Между поклонением первообразу через образ и поклонением самому образу – очень тонкая грань, которая во многих случаях не была отчетливой или же терялась вообще. Исторические свидетельства показывают, что далеко не все умели чествовать иконы правильно и в согласии с учением Церкви. Иконы избирались в «восприемники детей» или «евангельские отцы» для себя; на иконах служили вместо престолов в частных домах, пренебрегая богослужением в церкви; были священники, которые соскабливали краску с икон и делали из нее смесь, которой причащали народ. Таким образом, согласно позиции этих авторов, существовала проблема «неправильного почитания» и единичные случаи иконоборчества, отмечавшиеся до начала «официальной компании», носили характер практической борьбы с идолопоклонством и не затрагивали теоретических проблем. Теоретические же вопросы надстраивались позднее над сомнениями чисто практического или морального характера. Хотя вопрос почитания образов и имел в Византии действительно углубленную богословскую постановку, все же, согласно данной точке зрения, было бы искусственно прослеживать логическую связь с прежними ересями для установления иконоборчества: иконоборцы вовсе не ставили своей целью отрицание Воплощения, хотя оно невольно и вытекало из их теории.