Катакомбные росписи свидетельствуют о том, что раннехристианские художники заимствовали из античного языческого искусства без всяких перемен не только стиль, но и сами мотивы, например, облик Гермеса Криофора для Доброго Пастыря (рис. 2) или позу спящего Эндимиона для спасенного Ионы (рис. 3); и даже целые темы – Орфея (рис. 4), Амура и Психеи, правда наделенные уже новым смыслом. Безбоязненное использование стиля, мотивов, сюжетов античного языческого искусства показывает, что первые христианские художники не заботились о том, чтобы привести форму своих произведений в соответствие с их христианским содержанием. Здесь был важен только смысл, на который указывали изображения, а непосредственное содержание сюжета, форма его выражения значения не имели. В этом отношении искусство ранних христиан принципиально отличалось как от античного языческого, так и от зрелого христианского (в особенности византийского искусства). И античное, и византийское искусство ставили своей целью максимально достоверное отражение реальности, правда в античном искусстве – чувственной, а в византийском – сверхчувственной. Раннехристианское искусство не стремилось к созданию миметических, подражательных образов и использовало символы, которые служили не для воспроизведения иной реальности, а для выражения религиозных чувств и идей.
При всех расхождениях, разные исследователи сходятся в том, что центральной мыслью, которую выражало раннехристианское искусство, была идея спасения. При этом форма изображения значения не имела: для первых художников не было важно, как изображать, а важно было, что изображать. Существенным был только выбор тем, которые, несмотря на свое разнообразие, служили выражению одной главной идеи. В этом можно увидеть сходство искусства раннего христианства с искусством языческих мистерий6. Оба были склонны изображать не столько божество, сколько функцию божества, и в обоих случаях все изображения конвергировали к единому смыслу. Добрый Пастырь в катакомбах есть не образ Христа, и даже не символ Христа, а знак того, что благодаря его приходу возможно спасение. Даниил во рву со львами (рис. 5) тоже не «портрет» Даниила, а знак того, что он спасен, и все христиане спасены подобно ему.
Бросается в глаза краткость сюжетов и их повторение, отсутствие исторической направленности, интереса к эпизоду как таковому, стремление редуцировать сцены к сжатому выражению смысла. Так, чудо преумножения хлебов и рыбы сводится к изображению корзин с хлебом; исцеленный паралитик показан идущим с его кроватью на спине, а тот, кто совершил чудо, отсутствует. Ной, стоящий в схематически изображенном ковчеге, простирает руку в мольбе спасения, и только это делает ясным значение сцены. Надо отметить, что протянутая с просьбой рука является регулярным атрибутом ветхозаветных персонажей в сюжетах, отражающих идею спасения (три еврея в печи огненной (рис. 6), Даниил во рву (рис. 5) и т. д.). Наиболее ярко молитва о спасении души воплощается и персонифицируется в абстрактных фигурах Орант, стоящих с вознесенными к небу руками (рис. 1).
Освобождение от смерти, надежда на будущее воскресение – это та тема, которая является общей доминантой катакомбного искусства. Среди знаков, выражавших христианскую надежду, одним из самых распространенных в ранней церкви являлся якорь. Сравнение христианской надежды с безопасным и крепким якорем встречается у ап. Павла (Евр. 6, 18–19). Известно также, что Климент Александрийский советовал христианам изображать якорь на своих перстнях. Нередко якорь помещается рядом с изображением голубя, самым устойчивым символом христианского искусства, означающим небесную благодать или мир. Изображение птицы-феникс было унаследовано из языческого искусства, где оно являлось символом вечности, а для христиан стало еще и символом воскресения. Павлин служил символом бессмертия, так как по преданию тело его после смерти не подвергалось разложению. Петух, пробуждающий ото сна своим пением, также мог рассматриваться как символ, связанный с воскресением. Пеликан, разрывающий себе грудь, и кормящий детей своей кровью, был, вероятно, символом Спасителя и спасения. Виноград означал единство всех верующих с Христом, как источником вечной жизни, т. е. также выражал идею спасения.