Дайна Чавиано
ИСКУШЕНИЕ
Перевод Р. Рыбкина
милосердии молю, Господи! Изо всех испытаний, коим ты подвергал мою веру, сие есть, по разумению моему, наитруднейшее. В веселии, но и в сомнении пребывает слабый мой дух. По воле твоей стал я ныне счастливейшим и несчастнейшим из смертных. Прости, Всевышний, раба твоего, чье сердце переполнено к тебе любовью. Избавь меня от тревог и вызволи, ибо ты это можешь, из происшествия, о коем не ведаю, к худу оно или к добру.
Открываю тебе сердце свое, о будущий декан семинарии святого Анаклета. Я, аббат Херонимо, чья подпись заключает сии записи, открываю тебе, повторяю я, сокрушенный дух свой на заре дня, что, быть может, станет наистрашнейшим и наисчастливейшим из дней моих. И дабы ты безрассудств моих не повторил, надобно, чтобы узнал ты мою историю или хотя бы начало оной, ибо завершение ее мне неведомо, и неведомо, буду ли жив я, чтобы тебе о ней рассказать. Посему пусть свидетельствует и пребудет доказательством происшедшему мой дневник — то, что я записал в нем с рокового дня, послужившего всему началом.
Месяца января десятого дня года тысяча шестьсот шестого.
Нечто весьма прискорбное постигло меня сегодня. После утренней службы я поднялся опять в свою келью и только сел переписывать старинные хартии, как уши мои услышали звук тихих шагов. Я обернулся, полагая, что это какой-нибудь из юных послушников, убежавший от своей работы, однако, к величайшему изумлению своему, увидел, что тот, кого я счел послушником, на самом деле прекрасная отроковица.
Сразу подумал я, не убежала ли сия дева, повредившись рассудком, из отчего дома, ибо одежда, что была на ней, едва прикрывала наготу и держалась отроковица не стыдливо, а бесстыдно, как ни единая из дев, коих я видел в своей жизни. И, глядя на нее, глаголел я:
— Юная дева, ты, верно, повредилась рассудком. Не иначе, как шла ты в исповедальню и ошиблась дорогой. Лучше вернуться тебе к отцу и матери.
На что она ответила:
— Простите, ошибаюсь не я, а вы. Это эксперимент. Темпоральные координаты перенесли меня в вашу келью.
(«Темпоральные координаты» я запомнил хорошо, ибо попросил ее диковинные сии слова повторить дважды.)
— Не ведаю, о чем глаголешь, — промолвил я. — Не англичанка ли ты будешь? Или, может, цыганка?
— Я живу в Южной Америке, — произнесла она.
— За океаном, значит?
— Да.
— И как же живется тебе среди дикарей? Не думал я, что там тоже живут женщины.
— В моей стране дикарей нет, и женщин в ней живут миллионы.
— Полагаю, уважаемая госпожа, тебя я старше, и едва ли поможешь ты спасению души своей, обманывая смиренного аббата.
— Вы старше меня? Сколько же вам лет?
— Тридцать девять.
— А мне — пятьдесят один.
— Пятьдесят о…дин? Смотри, дитя, я предостерег тебя об опасности, коей грозят тебе такие шутки. Уверен, тебе не больше двадцати лет.
— Только так думать вы и можете, учитывая ваши знания, — промолвила она, пожав плечами. — Но ведь в моей стране люди живут лет до ста тридцати, так что я еще и половины не…
— Боже милостивый!.. Возвращайся немедля к отцу и матери.
— Вы не поняли, сеньор. Отец и мать мои не здесь.
— Не здесь?! А где же они?
— Они… — и показалось мне, будто не знает она, что ответить, — еще не родились.
— Что за глупости ты говоришь?
— И я еще не родилась, — строптиво рекла она.
— Неужто? А с кем я говорю?
— Со мной.
— Так Я и думал! В сей же миг удалишься ты отсель, с родителями или без оных.
— Простите, но я не смогу уйти, пока мои…
И узрел я нечто ужасное, отчего до конца дня утратил дар речи. То, что я, по простоте души своей, принял за смертное создание, начало таять в воздухе! Сквозь тело девы проглянул мой шкаф. Затрепетал я, уразумев, какой великой опасности подвергся: сам сатана явился мне во плоти!
И пал я на колени, моля Всемогущего о милосердии. Потом спустился поспешно к большому алтарю и там, между двух капителей, провел остаток дня и всю ночь в покаянии. Только услышав птах щебечущих, поднялся я в свою келью и сомкнул вежды.
Месяца января одиннадцатого дня года тысяча шестьсот шестого.
Еще светало, когда, проснувшись, ощутил я вдруг дуновение могучего ветра, что сбросил многие бумаги мои на пол и едва не загасил свечу.