— О невидимый дух, трижды предостерегавший меня! Я трижды тебе не поверил, но теперь склоняюсь перед тобой, как более сильным. Прежде чем убить, явись мне!
И прозвучало в ночи, непостижимо далеко и неимоверно близко одновременно:
— До сей поры узреть меня не дано было смертным, а имен у меня много. Суеверные зовут меня Судьбой, глупцы — Случаем, а верующие — Всевышним. А для тех, кто полагают себя мудрецами, я — предвечная сила, сущая с начала всех дней и неумолимо влияющая на все, что было и будет.
— Тогда я проклинаю тебя в последние мгновения моей жизни! — воскликнул юноша с горечью смерти на сердце. — Ибо если ты — предвечная сила, сущая с начала всех дней и неумолимо влияющая на все, что было и будет, значит, все и должно было случиться, как случилось! Значит, я должен был пройти лесом, чтобы совершить убийство, должен был пересечь долину, чтобы навлечь беду на мою родину, должен был одолеть эту вершину, чтобы найти смерть свою — вопреки твоим предостережениям. За что же я осужден был слышать их, слышать троекратно, хотя они ничего не могли предотвратить? Должно ли было произойти и это? И почему, о глумление из глумлений, в последний миг моей жизни я должен жалостливо лепетать бессильное «почему» в твоем присутствии?
Тут юноше почудилось, будто где-то на краях невидимого неба, потяжелевшего и посуровевшего от столь неслыханных слов, раздался необъяснимый смех. Но когда он попытался вслушаться в его звучание, он покачнулся и земля выскользнула из-под его ног; и вот он уже рухнул вниз, в пропасть глубиной в миллионы пропастей — во тьму, где кочуют все ночи, которые приходили и еще приходят от сотворения миров и до их конца.
Карл Грюнберг
КОЕ-ЧТО О СВЯТОЧНОМ РАССКАЗЕ
Перевод Е. Факторовича
десь речь пойдет не о библейской, а об обязательной трогательной святочной истории, без которой в конце года не обходится ни одна ежедневная газета, ни один журнал, ни один орган для семейного чтения. Ибо жизнь тяжела, безжалостна и — с буржуазной точки зрения — без иллюзий невыносима.
А посему задача литераторов — создавать эти иллюзии, или, конкретнее говоря, помочь сохранить веру в то, что мир сотворил бог. Чертовски трудная задача в век рационализации, гонки вооружений и разного рода запретов. Испокон веков лучшим временем этого заказа казался декабрь. Если перелистать в эти «полные ожиданий» дни буржуазные (в том числе и социал-демократические) газеты, то мы найдем — из года в год — стандартные новогодние пирожки, испеченные по следующим облюбованным сюжетам.
1. Берут бедную, трудолюбивую, но больную вдову, укладывают на заштопанные, но чистые простыни, вокруг кровати расставляют четверых голодных детей и заставляют всех пятерых попеременно вздыхать и молиться. Тем временем автор должен растопить как масло сердце жены господина коммерции советника, сидящей у богато наряженной новогодней елки. Она вспоминает с благодарностью об одной вдове, которая недавно вернула ей потерянный скунсовый воротник. Итак, она велит служанке отнести вдове коробку конфет и блестящую трехмарковую монету. Описание удручающей нищеты заставляет растаять и сердце коммерции советника (как-никак — сочельник!). Они укладывают в автомобиль елку и большую корзину со съестным и вваливаются как деды-морозы в хибарку стонущей и молящейся вдовы. Здесь немедленно выясняется, что кормилец семьи погиб год назад на фабрике коммерции советника. Он достает (как-никак — сочельник!) толстенный бумажник. Все растроганы, все поют песню в честь сил небесных! Заключительный аккорд: трудолюбивая, чистоплотная, богобоязненная и тем временем выздоровевшая вдова убирает квартиру коммерции советника, а ее дети учатся в школе — и все это оплачивает добрый господин коммерции советник.
2. Очень популярен за рождественским столом пропавший — и, разумеется, ставший за это время в Америке миллионером — сын, который возвращается в дом окончательно обедневших родителей как раз накануне праздника. Конечно, ему все прощают (как-никак — сочельник!). Заключительный аккорд: сын-миллионер обручается с дочерью соседей, которая во время его отсутствия трогательно заботилась о бедных стариках.
3. Затейливее будет следующее блюдо к праздничному столу: накануне рождества по деревне от двора ко двору ходит старушка нищенка; но лишь один порядочный рабочий, несущий бога в сердце своем, сжалился над ней и пригласил к столу. В сочельник все жители деревни приглашаются в помещичий замок для вручения новогодних подарков. Но все они получают одни заплесневевшие корки, которые сами совали нищенке, оказавшейся на деле переодетой графиней. И только положительный рабочий — несущий бога в сердце своем — щедро одаривается и назначается инспектором имения.
4. Особенно «вкусен» такой вот рождественский пирожок: безработный инженер решил покончить с жизнью, бросившись в канал. (Ибо сегодня сочельник и звонят колокола.) По дороге к каналу его сбивает автомашина, в которой едет гордая и блестящая дочь богача фабриканта. Он — естественно — получил лишь легкие повреждения, и по приказу дочери его отвозят отнюдь не в больницу, а (как-никак — сочельник!) на отцовскую виллу. У новогодней елки папаша узнает, что молодой человек — непризнанный, но очень способный изобретатель. От этого известия до сообщения об обручении с вышеозначенной гордой особой и блестящей наследницей капитала и вступлении молодого зятя в совладение фирмой, как правило, не более пяти строк.
5. Чуть труднее переварить рассказ о целеустремленном, но очень бедном мальчишке-посыльном, который отдал смуглому пассажиру, говорившему с заметным акцентом и не имевшему денег на проезд, свои последние двадцать пфеннигов. Но оказывается (близится рождество, когда случаются разные знамения и чудеса), что облагодетельствовал он магараджу «Гвалитапуры», чудака, который странствует по свету в поисках добрых людей. Сначала он выражает свою благодарность при помощи стофунтового банковского билета, а потом сбывается мечта мальчишки: магараджа согласен оплатить ученье посыльного, который хочет стать радиотехником, — с тем чтобы впоследствии он занял государственную должность в «Гвалитапуре».
Закончим же на этом дегустацию блюд буржуазного оболванивания читателей, примеры которого — все без исключения — взяты нами из реально существующих органов печати и книг.
Теодор Р. Когсвелл
ВЫ ЗНАЕТЕ ВИЛЛИ
Перевод В. Вебера
былые времена никто бы не моргнул и глазом, узнав, что Вилли Маккракен застрелил негра, но с тех пор нравы значительно изменились.
Судья, мокрый от пота, почтительно сжимал в руке телефонную трубку, слушая начальственный баритон, доносившийся по проводам из столицы штата.
— Но нельзя же повесить белого человека только за то, что он пристрелил ниггера, — наконец вымолвил он.
— При чем здесь виселица? — огрызнулась трубка. — Я хочу, чтобы все выглядело благопристойно. Проведите настоящий судебный процесс. И не пытайтесь закончить все дело в какие-нибудь полчаса. Я требую минимум двух недель.
Судья покорно кивнул.
Свидетели обвинения и защиты сменяли друг друга. Присяжные важно восседали на отведенной им скамье, довольные тем, что не надо работать в поле под жарким солнцем. К тому же за каждый день, проведенный в зале суда, им причиталось по три доллара. Молодой честолюбивый адвокат, прибывший из столицы, следил за неукоснительным выполнением всех формальностей, и в итоге суд над Вилли Маккракеном стал образцом справедливости законов штата, обязательных для каждого из его жителей независимо от цвета кожи.
Обвинение представило все улики, за исключением мелочи, касающейся того, что убитый, вернувшись после службы в армии, открыл автомобильную мастерскую и начал отбивать клиентов у Вилли Маккракена.