— Сара, прошу тебя, будь благоразумна. Кто рассказал тебе эту историю? Мать?
Она отпустила простыню и обернулась.
— Если ты не трус, не уходи от ответа. Почему ты боишься повторить то, что я сказала? Ты схоронил жену? Могилу не спрячешь. До чего же я глупа, Семо! Как я могла в первый же день не заметить надгробной плиты!
— Она снова дала волю своим чувствам, и ее горестные причитания нарушили тишину ночи.
Опасаясь общего переполоха, Семо смирил гордость и, обняв жену, прошептал умоляющим голосом:
— Подожди немного, Адхиамбо, дай мне время, я тебе все объясню. Клянусь богом!
Она долго не могла унять слезы, потом вытерла лицо и сказала:
— Хорошо, Семо, я подожду. Но сегодня — никаких разговоров. Хватит с меня. Уже темно. А я боюсь темноты. Завтра мне все расскажешь.
Этот взрыв отчаяния так измотал Сару, что она тут же погрузилась в спасительный сон, как только Семо уложил ее в постель и прошептал на ухо ласковые слова. Голос его стал постепенно отдаляться, но напряжение прожитого дня сказалось в странном видении.
Словно в дымке предстал пред нею дом Семо в Дар-эс-Саламе. В спальне Семо кричал на свою жену Айимбу:
— Ты обманула меня! Все твои подруги родили мужьям хоть по одному сыну! Только у меня нет сына. Дом полон девчонок.
Потрясенная Айимба молчала. Незаслуженная обида стрелой пронзила ее сердце.
— Бог еще пошлет нам сына, мой дорогой, — сказала она. — Я молодая и сильная, обожди.
— А ну тебя, — сердито отмахнулся Семо. — Готов пари держать, что ты снова носишь девчонку. Надоело, одни девчонки в доме.
Айимба кинулась в ванную и захлопнула за собой дверь. А Сару, молча наблюдавшую эту сцену, странный сон перенес в залив Уагуса.
Молодые женщины плескались в воде и бросали друг в друга горсти песка. Вдали разбирали свой улов рыбаки. Натянув купальник, Сара бросилась в воду. Боже, какое блаженство! Поистине благодатны воды этого залива, они могут унести прочь все женские печали. Сара вынырнула, чтоб набрать воздуха, и увидела белые паруса яхт, плывущих домой от островов на границе с Угандой. Когда Сара снова скрылась под водой, ей послышался тихий зов: «Сара! Сара!» Она удивленно приподняла голову, но, кроме забавлявшихся игрой женщин, никого поблизости не было. Сара быстро поплыла к берегу. Снова ей послышался голос:
— Сара, плыви ко мне, помоги мне поймать ту плоскую рыбу.
Сара резко обернулась и оказалась лицом к лицу с незнакомой женщиной. Она протягивала к ней руки. Сара оттолкнула ее и, выбиваясь из сил, устремилась к группе женщин. Незнакомка не отставала.
— Сара, Сара, вернись, я хочу тебе что-то сказать!
— Нет! — крикнула Сара. — Я тебя не знаю, я тебя в первый раз вижу.
— Не в первый, ты меня хорошо знаешь. Я — Айимба. Ты живешь в моем доме и спишь на моей кровати.
Сара помертвела от ужаса. Прочь, прочь от мучительницы! Айимба кричала, норовила схватить ее за ноги. Обезумевшая от страха Сара пыталась уйти от Айимбы, но сильные руки стиснули ей лодыжки и потянули в пучину. Отчаянным движением Сара вырвалась и с отвагой молодости замахнулась на Айимбу. Та увернулась от удара и негодующе крикнула:
— Это подло, Сара! Я не причиню тебе зла, но ты должна научить меня, как родить сына.
И снова началась схватка в воде. И Сара почувствовала, что слабеет.
— Пусти меня, — прошептала она.
— Не пущу! — с вызовом ответила Айимба. — Ты останешься со мной, покуда не научишь меня, как зачать сына, ведь ты сына носишь под сердцем. — И, обхватив Сару руками, она увлекла ее за собой.
— Ай, ай, Семо, Семо! — Сара в отчаянье заметалась по постели и соскользнула на пол. — Убирайся, ведьма, убирайся!
Семо поднял дрожащую обессиленную жену и принялся нежно, как ребенка, ее укачивать. Сара постепенно пришла в себя, немного успокоилась. Встретив взгляд Семо, она долго молча смотрела ему в глаза, потом сказала срывающимся голосом:
— Она тянула меня в воду, она просила меня научить…
— Я знаю. — Семо прикрыл ей рот рукой. — Я знаю. Я все слышал.
Сара указала на дверь.
— Она…
Семо снова заставил ее замолчать.
— Ты никогда не поймешь меня, Сара, — сказал он, — даже если бы я смог объяснить, что случилось, на языке ангелов.
Он уложил жену в постель. Она прильнула к нему, но, хоть Семо был рядом, ее по-прежнему била дрожь. Сара не решалась закрыть глаза. Ее и наяву терзал кошмар — длинные ногти, впившиеся в ее лодыжки. Семо знал, что жена не спит, но не решался заговорить с ней. Он снова мысленно вернулся к той ночи, когда бросил в лицо Айимбе те проклятые слова. Прошел год, но память об этом все так же ранила его. На следующее утро он решил сделать первый шаг к примирению.
— Я не хотел обидеть тебя, Айимба, — сказал он ласково, — выпил лишку, вот и брякнул. Клянусь, ты никогда больше не услышишь от меня такой чепухи.
— Не беспокойся, Семо, другого случая не будет, — улыбнулась Айимба. — Порой люди нарочно напиваются, чтобы высказаться и облегчить душу. — И она ушла с той же загадочной улыбкой.
Семо все отдал бы, чтобы взять свои слова обратно, убедить Айимбу в своем искреннем раскаянии. Но она ему не поверила. У Айимбы созрел план, и она лишь выжидала время. Когда Семо и думать забыл об этой проклятой истории и привез семью отдохнуть в Уагусу, она утопилась, оставив ему записку: «Семо, я решила, что лучше всего умереть дома. Вам не придется тратиться на перевозку тела. Я ухожу из жизни со своей нерожденной дочерью, чтобы освободить место для другой женщины, которая родит тебе сыновей».
Семо почувствовал, как по его лицу бегут горячие слезы. Он навлек кару на свой собственный дом. Айимба уничтожит его и тех, кто ему близок. Когда бледный предутренний свет проник в комнату и запели птицы, приветствуя наступление нового дня, Семо забылся тяжелым сном.
Неделю спустя жители Уагусы обнаружили на берегу озера кувшин, с которым Сара ходила за водой. Он лежал на том же месте, где всего лишь год назад оставила свой кувшин Айимба. И люди воскликнули:
— О, злой рок снова поразил дом Ньягол, дочери Ойары!
Сельчане искали тело Сары, второй жены Семо, обшаривая берега озера, а в это время Ньягол, оставив дома свои четки, преклонила колени перед знахарем Удха Мирамбо. О его способности укрощать духов воды рассказывали чудеса.
— Твоя сноха жива, — сказал он убитой горем женщине.
Знахарь наклонил красный горшок с водой сначала влево, потом вправо.
— Она возвращается в автобусе Уагуса — Кисуму к своей родне.
Потом он снова сильно наклонил горшок в одну сторону. Ньягол замерла. Вода дошла до самого края, вздулась, но не пролилась. Он немного подержал горшок в этом положении и обернулся к Ньягол.
— Твой сын сказал Айимбе такое, что грех говорить будущей матери. Он — виновник ее смерти. Покойница не допустит, чтобы другая женщина родила ему детей.
Ньягол умоляюще протянула к нему руки.
— Укроти ее дух. Пусть мой сын обретет душевный покой…
Знахарь сделал ей знак замолчать.
— Когда пройдут большие дожди, наведайся ко мне снова, — молвил он.
Ньягол возвращалась домой подавленная. Войдя в усадьбу, она невольно посмотрела влево, на дом сына, но тут же отвела взгляд. Сняла с крючка и снова надела четки и отправилась к озеру — предупредить сельчан, чтоб не искали напрасно.
Сара Адхиамбо вернулась в город, к своей родне.
Кен Уитмор
СЛИВКИ ОБЩЕСТВА
Перевод Л. Биндеман
огда я возвращалась в школу после обеда, мне повстречалась по дороге знакомая девчонка.
— Ты Антее зуб выбила, — сказала она, — тебе за это попадет!
Меня охватил страх: я очень боялась мисс Марьят. Не то чтобы она запугивала нас — никогда, просто она была очень неприятная особа.
У подъезда стояла Алтея — губа вздута, кусочек зуба отломан, веки набрякли от слез. Нам было велено сразу же после начала занятий явиться в кабинет мисс Марьят.
Это была очень просторная комната с окном-фонарем, выходившим в сад. Раньше дом принадлежал какому-то аристократу, и здесь, наверное, была гостиная. Камни был отделан мрамором в стиле Адама[29], а прямо перед ним располагался огромный письменный стол. Во всяком случае сейчас он представляется мне огромным. За ним восседала мисс Марьят — высокая, худая, в неизменно строгом учительском платье, седые волосы зачесаны назад, нос крючком, глаза — черные и круглые, словно два отпечатка выпачканных сажей пальцев, с выражением печали на лице. Она была великая печальница, наша мисс Марьят. Ни мне, ни Антее вовсе не хотелось рассказывать ей о том, что произошло, но мало-помалу все вышло наружу. Мы подрались из-за моей шляпки.