Годунов не затруднил Ситского в ожидании, принял сразу, разговаривал с ним наедине.
- Нами, - говорил Годунов, - рассмотрена челобитная дъяка Симбирцева, в которой последний утверждает, что вам вместе нельзя быть на посольских приемах. Однако в связи с тем, что вы оба из дворянских родов, вам можно вместе исполнять обязанности и быть там, где укажет великий государь.
Ситский замялся, хотел что-то сказать, заверить в своей готовности служить любому делу, но почувствовал появление в горле комка слюны и не посмел прерывать Годунова, а тот продолжал:
- Имеется поручение очень важное, касается царской семьи. Готовьтесь
выехать в Вену. - И Годунов стал объяснять Ситскому, для чего ехать за границу, и какие решать вопросы.
Печатник Андрей Щелкалов внимательно следил за жизнью царского двора, ему
33
очень симпатизировал царский шурин, которого он считал неимоверно удачливым. Щелкалов видел, как Борис ловко наставлял мужа сестры Ирины, царя Федора, а иногда
решение государственных вопросов проводил в жизнь без учета даже мнения царя, вел государственные дела трезво, во всем казалось, видел главное, тем не менее, его правление зачастую вызывало недовольство бояр. Щелкалов больше всего усмотрел в Годунове, что последний мог многим пожертвовать ради собственного утверждения возле царского трона.
Посольский приказ находился в ведении Щелкалова и его работой Годунов редко интересовался, однако в последнее время его интересы столкнулись с посольскими делами. По требованию Годунова в списки послов, убывающих в Вену, был включен ничем не выделяющий из общей среды служащих приказа – Ситский. Кроме того, Годунов поручил Щелкалову лично довести до Симбирцева решение по челобитной на Ситского.
- Объяви, что государь рассмотрел челобитную и сообщает, что род Симбирцева и род Ситского по знатности давно ушли в прошлое, и быть им обоим там, где им будет велено государем.
Щелкалов пригласил к себе Симбирцева и сообщил ему решение царя.
Дальше Щелкалов добавил от себя:
- При прежних государях, в случаях не подтверждения челобитной, жалобщиков,
как правило, наказывали. Сейчас, при царствовании Федора Ивановича, отношения к служивым людям изменилось. Считайте, Николай Николаевич, вам повезло. Что касается решения, то оно государево и вам придется с ним согласиться.
Вскоре Прокофий Петрович Ситский убыл с посольством в Вену, а Николай Николаевич Симбирцев, в свободное время от службы, погрузился в семейные дела, занялся воспитанием своей дочери Оленьки, а свою обиду на Ситского затаил до лучших времен.
* * *
Царь Федор обладал слабым здоровьем, был мал ростом, довольно худощав, с тихим, даже подобострастным голосом, с простодушным лицом, ум имел скудный, сидя на престоле во время посольского приема, он не переставал улыбаться, любуясь то своим скипетром, то державой. Был он вещий простачок, который бессознательным таинственно озаренным чутьем хотел понимать вещи, каких никогда не мог понять самый умник, ему грустно слышать о дворцовых раздорах, и он находит удовольствие только в духовных предметах, часто бегал по церквам трезвонить в колокола и слушать обедню. Он больше был похож на пономаря, чем на царя.
Федор смертельно заболел и едва не умер в первый год своего царствования, что сильно напугало Бориса, кончина Федора привела бы к быстрому крушению его карьеры. Борис не рассчитывал на то, что Ирина сохранит трон после смерти мужа и тайно предложил Вене обсудить вопрос о заключении брака между нею и австрийским принцем, и с последующим возведением принца на московский трон. Вели переговоры посол Лука Новосельцев и дьяк Посольского приказа Прокофий Петрович Ситский.
Новосельцеву было велено заявить, что московский царь едва жив, и до их возвращения может кончиться.
Доверенное лицо императора, политик умный и тонкий, угостил Луку лучшими винами и царским обедом, говорил о вольных для Руси, если она сблизится с
Габсбургами.
34
Лука Новосельцев помнил наизусть слова Годунова: “Коли Господу будет угодно прибрать государя нашего, по коем мы, от мала и до велика, станем плакать, то Господу,
видать, також угодно, чтоб цесарев брат стал великим князем и нашим царем”.
Новосельцев помнил всю трудность задуманного: посадить католика на православный престол. Тогда же он высказал Борису свои опасения.
- Такое дело, Борис Федорович, не обернулось бы иной стороной.
- Говори так, как велено, тут дело не твоего ума, - резко ответил Борис.