- Царишка не сговорчив, ваше преосвященство. Запретил Марине при людях совершать католические обряды. - Он подал папе письмо Лжедмитрия.
- Он запретил, а мы его указ отменим. Таким делом займется конгрегация кардиналов и теологов. Мы этого не допустим! Московию любой ценой мы должны окатоличить, - гневно выговорил Павел, швырнув письмо самозванца. - Ты, нунций, плохо исполняешь свои обязанности. Завтра же поедешь обратно в Москву. Ищи там агентов, которые собирали бы католическую паству. Получишь золото для своих нужд. Подтачивай православие, подкупай священников, не возвращайся с пустыми руками, Левицкий.
Самозванцу папа отправил письмо. В нем говорилось: “У тебя поля обширные: сади, сей, пожинай на них, проводи источники благочестия, строй здания, которых верха касались бы небес, как второй Константин, первый утвердил на нем римскую церковь. Пусть народы твои услышат глас истинного пастыря Христова на земле наместника!”
Вельможи давно уже знали, что за птица был их государь. Но они еще усердно разыгрывали свою роль. Стоило Лжедмитрию кивком подать знак Василию Шуйскому, и тот раболепно склонялся к трону, чтобы удобно устроить на скамейке царя ноги, не достававшие до пола. Могущество монарха было, однако, призрачно, историческая драма все больше напоминала фарс.
В Москве возникли дополнительные неудовольствия, связанные с тем, что для размещения родных невесты и других свадебных гостей вывели из кремлевских домов купцов, духовных лиц и бояр. Арбатские и чертольские священники были выведены из домов, в которые поместили иностранных царских телохранителей. “Нахальная Литва” нахально садилась им на шею. Кроме того, поляки - спутники Марины вели себя нагло, не лучше и казаки.
Народ постоянно собирался на Красной площади, между рундуков и шалашей мелкого торгового люда.
- Беда нам! - высказывались там москвичи. - Станут поляки нашу кровь проливать и жен наших забирать в Польшу!
- Ходят окаянные с оружием, и никто против них слово не может сказать!
- Да еще похваляются, что де быть у нас вере лютеранской и латинской!
- Худо крещеные! А только тому на Москве не бывать!
В Гостином дворе раскрывались погреба с заморским вином, выкатывались бочки с икрой, доставались из ларей лучшие товары.
- В убыток торгуем, - говорили купцы. - Не видит царь, что иноземцы понаехали, и веселей нашего торг ведут.
Во многих лавках лежали вещи, привезенные из Кракова, Аугсбурга, Милана. Шелк, перлы, штофные обои и кружева брались в терема, и казна без счета уходила за рубеж.
Пришлые ратные люди собрались на Гостином дворе; это были головы и сотники шедших из Новгорода и Пскова ополчений.
309
- Во, беда, - тихо с оглядкой говорили они. - Вместо Крыма в Москве дела будут.
- Вестимо! Государь замыслил старших бояр погубить.
- Пошто за него стоять? Да и прямо ли он царь?
- Во что, служилые! В среду о полночь к боярину Шуйскому на совет сходитесь!
- Дело молвишь!
- Своих упредите... Чуете?
- Чуем!
Забряцало оружие; поляки с песней проехали мимо; ратные выскочили из Гостиного двора, бранились, грозились полякам.
- Гуляйте! Гуляйте! Недолог срок вашей гульбе.
* * *
Король Сигизмунд был весьма разгневан. Посол Гонсевский только что вернулся из Москвы, стоял перед его величеством - королем, шаркая длинными ногами. В углу кабинета, поджав губы, ожидал конца королевского гнева нунций Рангони, он то и дело подносил надушенный платочек к лицу. Письмо Марии Нагой, только что доставленное Сигизмунду, не признавшей Лжедмитрия своим сыном, много меняло, но не это взбесило его: проходимец отказывался выполнить обещанное.
- Что ты мне привез? Вы должны были вырвать у него то, что выгодно нам!
Король наступал на Гонсевского, тот пятился задом к стене.
- Вместо Северской земли ты привез его обещания заплатить нам деньги. Щенок думает, что Польша бедная! - Сигизмунд желчно усмехнулся. - Вы ничего не сделали, чтобы облегчить мне возвращение престола Швеции. Вы даром переводили там золотые?
- Ваше величество, Лжедмитрий оказался не тем, на кого мы надеялись, - заметил Гонсевский.
- Отправляйтесь обратно в Москву, я не верю и папе! - бросил раздраженно Сигизмунд нунцию. - И я не дал согласия посылать в Москву вашего племянника, как моего посла. Папа Павел II такой же хитрец, как Климент VIII. Не лучше его.
Рангони стоял невозмутимо - спокойный, почтительно опустив концы длинных губ и глядя на припомаженные усы и бороду разгневанного короля.
- Дмитрий, если он Дмитрий, не оправдал надежд его преосвященства. Женитьба на католичке не подвинула нашего дела. О введении в Московии католицизма нет и речи. Его преосвященство надеется также, что ваше величество согласится на признание за