После того разговора и был к Новосельцеву приставлен Ситский.
Доверенный императора, высказывая учтивость и ласковость, заговаривал о трудности сего дела:
- Наш пресветлый и великий государь желает вашему пресветлому великому государю здоровья и благодеяния. Однако если Бог не поможет и ваш царь умрет, Габсбурги были бы рады породниться с русским двором.
Новосельцев, учтиво кланяясь, сообщил кесареву доверенному, какие подарки привезло посольство: триста шкурок норки, три соболевых шубы, несчетно белки, лисы, куницы, выдры. У австрийца враз пересохло в горле: он знал о красоте русских мехов.
Австриец сказал:
- Швабы договорятся с поляками, и потому в вашей выгоде искать союза с Габсбургами. Ваши правители должны думать об опасности от этих королей. А его императорское величество - ваш верный союзник.
- Король Стефан нам давно угрожает. Но Москва ищет с Габсбургами братства не от страха перед Стефаном - мы его били под Псковом и вновь побьем, ежели полезет, а из доброго сердца, чтобы породниться.
- А если царь Федор будет жить долго?
- Не надеемся его застать живым, когда мы уезжали, государь был очень плох. Царица Ирина и правитель Борис Федорович хотят, чтобы брат императора стал великим князем и царем Руси. Все говорено в тайне. Ежели узнают в Варшаве, худо выйдет и вам, и нам.
Кесарев доверенный вновь наклонил голову – в знак того, что он все понимает как надо. То, с чем явился посол московий, было по сердцу австрийскому дворцу. Для посольства был дан большой обед.
Хотя переговоры велись в строжайшей тайне, но поляки проведали, и затеянное сватовство завершилось неслыханным скандалом. Царь Федор выздоровел, а переговоры получили огласку – польский посол заявил думе решительный протест по поводу венских переговоров.
Царь был оскорблен до глубины души, отношения между ними омрачились, и не один раз царь упрекал об этом поступке шурина, а бояре всячески использовали промахи Бориса, чтобы добиться реванша, и его положение с каждым днем казалось безнадежным. Борис чувствовал это и не сидел, сложа руки, вносил баснописные пожертвования соборам: Троице-Сергиев монастырь получил от него фантастическую сумму – тысячу рублей. Вклад денег в монастырь служил верным способом обеспечить будущее семьи. Обычно опала вела за собой конфискацию имущества, но это не распространялось на имущество и деньги, вложенные в монастырь. Борис понимал, что опала может наступить только после смерти Федора, в случае отсутствия у Ирины детей. Поэтому он заботился о рождении наследника. Помогал ему в этом английский посол Джером Горсей.
Горсей по просьбе Годунова обратился к королеве Елизавете подыскать в Англии искусного врача и повивальную бабку для царицы Ирины. Еще 15-го августа 1585-го года Борис прислал к Горсею своего конюшего с запиской, в которой настоятельно просил,
чтобы доктор прибыл “запасшись всем нужным”. Через Горсея Борис обратился к лучшим
35
английским медикам за рекомендациями относительно царицы Ирины.
Во время своего замужества царица часто бывала беременна, но каждый раз
неудачно разрешалась от беременности. Горсей консультировался с лучшими врачами в Оксфорде, Кембридже и Лондоне. Королеве Елизавете агент Годунова объявил, что царица Ирина пять месяцев, как беременна, и просил поспешить с исполнением его просьбы.
В конце марта 1586-го года Горсей получил от Елизаветы письма к царю Федору, что с началом навигации отбыли в Россию королевский медик Роберт Якоби и повивальная бабка.
Годуновы надеялись, что рождение сына у царицы Ирины упрочит положение династии, а, следовательно, их собственные позиции при дворе. Но их обращение к иноверцам и еретикам вызвало раздражение истинно православных людей. Из благочестивых побуждений бояре и попы возражали против того, чтобы еретическая “дохторище” помогала рождению царицы ребенка.
Опасаясь, как бы переговоры с Лондоном не навредили доброму имени Ирины, правитель был вынужден дезавуировать своего эмиссара и публично заявил, что считает английские предложения по поводу повивальной бабки бесчестием для сестры.
В Москву был допущен только один доктор, повивальную бабку задержали в Вологде, всякие упоминания о ней были тщательно удалены из королевской грамоты при переводе на русский язык.
Борис не настаивал о доставке бабки в Москву, он знал, что обращение к иноверцам в России приводило в неистовство его противников, и он вынужден был смириться с таким поворотом дел, повивальная бабка жила год в Вологде, да так ни с чем
и уехала на родину.
* * *