Заговорщики условились разглашать о самозванстве царя и злых его умыслах. Эти разглашения немедленно обнаруживались: если трезвые были осторожные, то пьяные ругали царя еретика и поганую царицу.
Немецкие алебардщики схватили одного из таких крикунов и привели во дворец, но бояре сказали Лжедмитрию, что не следует обращать внимание на слова пьяного человека и слушать доносы немецких наушников, особенно когда у него столько силы, что легко задавить всякие мятежи, если даже кто-нибудь и вздумает его затеять. Такие советы, как нельзя лучше приходились по душе Лжедмитрию.
Три дня кряду начальники иноземной стражи на бумаге доносили царю, что недоброе замышляется в городе. Дмитрий вначале припрятал их донесения со словами:
- Все это вздор!
А потом, когда наскучило, велел наказывать доносчиков.
* * *
Готовилась воинская потеха: Дмитрий хотел сделать примерный приступ к деревянному городку, выстроенному за Сретенскими воротами. Он велел даже вывезти за крепостные ворота пушки и подготовить их к стрельбе, чтобы потешить гостей пушечной стрельбой. Заговорщики воспользовались этими приготовлениями и распустили слухи, что царь во время потехи хочет истребить всех бояр, а потом уже без труда поделиться с Польшею московскими областями и введет латинство.
Если заговорщики не щадили царя, то тем менее должны были пощадить они гостей, с которыми, по их словам, они готовились сгубить российскую землю. По ночам
317
толпы бродили по улицам, ругая поляков; разумеется, в этом случае к ним приставили и многих из тех, которые не хотели предпринимать ничего против самого Дмитрия. Дело доходило и до драки. Лжедмитрий смотрел на это, как на необходимое столкновение
между двумя враждовавшими народами. Ему донесли однажды, что один поляк обесчестил боярыню, ехавшую в повозке. Царь нарядил следствие, из которого, однако, ничего не проделано.
Сами поляки, впрочем, не разделяли беспечности Лжедмитрия, который должен был два раза посылать к Олесницкому и Гонсевскому с уверением, что нечего бояться, ибо он так хорошо принял в руки государство, что без его воли ничего произойти не может. Несмотря на то, поляки поставили у себя на дворе стражу, а Мнишеки поместили у себя всю пехоту, которую привели с собою.
Вечером 14-го мая волнения в городе возобновились. Заговорщики призвали к оружию всех своих сторонников; но войска Лжедмитрия своевременно приготовились к отпору. В последний момент Шуйский и Голицын отменили приказ о выступлении.
В четверг 15-го мая Басманову донесли о готовящемся заговоре. Не зная, что он отменен заговорщиками, доложил царю.
- Я этого слышать не хочу, - сказал Дмитрий, - не терплю доносчиков и буду наказывать их сам.
Царь продолжал веселиться, к воскресенью готовили большой праздник. Царский деревянный дом, построенный самим Дмитрием, и дворец обставили лесами для иллюминации.
Тем не менее, на другой день царь по совету Басманова и Мнишека распорядился взять под стражу несколько человек; охрана Кремля получила приказ не церемониться с подозрительными.
Начался отсчет последних часов короткого царствования Лжедмитрия.
Главные силы заговорщиков - несколько тысяч надежной челяди, стянуты в Москву из вотчин под видом участия в свадебных торжествах. Сначала в праздничных толпах появились юродствующие агитаторы, распространяющие зло и ненависть.
- Мнимый Дмитрий есть царь поганый.
- Ходит в церковь нечистый, прямо с рожей скверной.
- Не мылся в бане со своей поганой царицей.
Некоторых юродствующих хватают, но Дмитрий склонен видеть в них всего лишь пьяниц, невесть что болтающих.
В пятницу 16-го мая немцы подали Дмитрию письменный извет о том, что в столице существует измена и следует как можно скорее принять меры.
Дмитрий сказал:
- Это все вздор, я читать это не хочу.
И Мнишек и Басманов советовали не пренебрегать предостережениями. Дмитрий ничему не верил, и вечером созвал гостей в свой новый красиво убранный дворец.
Заиграли сорок музыкантов, начались танцы. Царь был особенно весел, танцевал и веселился.
В ночь с 16-го на 17-ое мая вошел в Москву отряд войска, привлеченный на сторону заговорщиков, которые заняли все двенадцать ворот и не пускали никого ни в Кремль, ни из Кремля, отрезали Москву от внешнего мира. Немцы, которые обыкновенно находились во дворе по сто человек, получили от бояр именем царским приказ разойтись по домам, так что при дворе осталось только тридцать алебардщиков. Поляки ничего не знали об этих распоряжениях и спали спокойно, тем более что пятница 16-го числа прошла без всякого шума и приключений, но не спали заговорщики, дожидались установленного знака.