Из мужчин был один только юноша - паж Осмольский. Двери заперли. Осмольский стал с саблей в руке и говорил, что убийцы только по его трупу доберутся до царицы.
Двери разломали. Осмольский пал под выстрелами, тело его изрубили в куски. Испуганные польки сбились в кружок.
Если Шуйский для пополнения своих соплеменников выпустил из тюрем преступников, то неудивительно, что ворвавшиеся к женщинам москвичи начали, прежде всего, отпускать непристойные выходки и с площадною бранью спрашивали, где царь и где его еретичка – царица!
Бедная Марина!
Прибытие бояр, глав заговора, положило конец отвратительным сценам грабежа и
321
бесстыдства. Они выгнали толпу и приставили стражу, чтобы никого не пускали к женщинам. Марину, которая вышла из своего убежища, проводили в другую комнату.
Мятежники, не обнаружив Лжедмитрия во дворце, принялись искать его по всему Кремлю. Вскоре им удалось обнаружить убежище беглеца. Когда они пытались захватить царя, то стрельцы открыли стрельбу и отразили их.
Для глав заговора теперь шло дело об их жизни или смерти. Чувствуя это, Шуйский стал горячо убеждать своих докончить дело убийством самозванца. Заговорщики придумали средство испугать стрельцов и заставить их покинуть Дмитрия, они закричали:
- Пойдем в Стрелецкую слободу, истребим их жен и детей, если они не хотят выдать нам изменника, плута, обманщика.
Стрельцы испугались и оставили Дмитрия. Заговорщики внесли его во дворец.
Лжедмитрий понял, что ему конец, и все же он продолжал отчаянно цепляться за жизнь. Глядя с земли на окружающие знакомые лица, униженно молил дать ему свидание с матерью или отвести на Лобное место, чтобы он мог покаяться перед всем народом. Бояре согласились услышать, что скажет царица, и отправили за ней.
В ожидании ответа от Марфы, заговорщики с ругательством спрашивали Лжедмитрия:
- Кто ты? Кто твой отец? Откуда ты родом?
- Вы знаете, я царь ваш, сын Ивана Васильевича. Мать вам об этом подтвердит.
Шуйский изумленно вглядывался в лежащего у своих ног человека, но странное дело, сейчас он не испытывал того великого наслаждения над поверженным самозванцем, которое предвкушал всю эту неделю перед заговором. Чувство бессилия поднимало со дна души его одну лишь злобу. Идя на это рискованное дело, на заговор, Шуйский испытывал счастье от сознания, что в случае удачи, завтра державный венец может достаться ему. Но сейчас тайный голос сказал ему, как призрачно и ничтожно это тщеславное желание. “Темно… чем кончится земная жизнь каждого из нас? Пути Господни неисповедимы...”
Тут явился князь Иван Васильевич Голицын и сказал, что он был у царицы Марфы, спрашивал, она говорит, что сын ее убит в Угличе, а это самозванец. Эти слова положили конец колебаниям. Отовсюду раздались крики:
- Бей его! Руби его!
Толпа плотным кольцом окружила корчившуюся на полу фигуру. Те, что стояли ближе к Лжедмитрию, награждали его тумаками, те, кому не удалось протиснуться поближе, осыпали его бранью:
- Таких царей у нас хватает дома на конюшне!
Выскочив из толпы, сын боярский Григорий Валуев, прокричал:
- Что толковать с еретиком, вот я благословляю польского свистуна! – и выстрелил в Дмитрия из пищали.
Дворянин Иван Воейков дорубил несчастного саблей, нанося удар по голове. Затем труп Дмитрия вынесли из палаты и бросили с крыльца на труп Басманова со словами:
- Ты любил его живого, не расставайся и с мертвым!
Василий Шуйский разъезжал на площади на коне и призывал людей подойти поближе и потешиться над врагом. Разгневанные люди набросились на труп самозванца, зачем-то содрали с трупов одежды. Каждый норовил ударить его саблей или палкой; в труп Дмитрия бросали камнями, топтали ногами, кололи ножами, копьями, приговаривая:
- Латинских попов привез к нам!
- Полячку в жены взял!
- Казну московскую в Польшу вывез!
322
- За все разом получай! - и продолжали глумиться над трупом.
Затем, привязав веревку к ноге самозванца, поволокли его из Кремля через
Спасские ворота на Красную площадь, поравнявшись с Вознесенским монастырем, толпа
остановилась и спрашивала у Марфы:
- Твой ли это сын?
Та отвечала:
- Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, теперь он уже, разумеется, не мой.
На Красную площадь вместе с трупом Лжедмитрия вытащили труп Басмнова, вся площадь кипела разгневанным людом, каждый стремился прорваться сквозь густую толпу к трупам и выместить на них свои страдания и обиды. Люди в неистовстве продолжали бить и колотить труп самозванца, потешаясь над ним. Здесь тело самозванца кинули на широкий стол, а Басманова – около, на лавку. Кто-то достал скоморошью дудку и всунул ее в рот самозванца, приговаривая: