- Смотрите, какой дивный коралл. Только Бог мог на дне морском строить дворцы из оных чудесных веточек. Глядите сюда - бирюза! Как будто кусочек теплого весеннего неба заключен в этом камешке. Он в моих руках, этот кусочек... Разве это не диво?
Иван Васильевич с восхищением смотрел на бирюзу, лежавшую у него на ладони.
- Это тоже тайна! Зачем Бог захотел камешек сделать похожим на небо? Может быть, ради того, чтобы напоминать нам, что каждый из нас будет на небе, чтобы не гордились мы своим земным могуществом... Бирюза напоминает нам о мире, о покое, о добре.
Царь тяжело вздохнул.
- Всю жизнь свою я искал мира в покое, но никогда его не имел.
Вдруг царь умолк, стал тяжело дышать, лицо его перекосилось от ужаса...
- Видите... видите! Бирюза в моей руке бледнеет. Она теряет свой яркий цвет. Это знак! Я скоро умру! - Иван Васильевич в испуге бросил камень в ларец.
Бояре стали уверять, что бирюза осталась того же цвета, что и была, что царю это показалось. Но он их не слушал, сидел молча, откинувшись на спинку кресла с опущенными веками. Очнувшись, попросил отнести его в покои.
Силы недужного исчезали, мысли омрачались. Лежа в беспамятстве, Иван Васильевич звал к себе убитого сына, видел его в воображении, говорил с ним ласково.
Невестка, супруга Федора, подходившая к больному с нежными утешениями, бежала с омерзением от его любострастного бесстыдства. Каялся ли грешник? Думал ли о близком грозном суде Всевышнего?
Утро 17-го марта занялось мглистое, ветреное, с самой рани сеялся мглистый, унылый, будто пыль, дождь. Московские посады и слободы затянулись сизой поволокой. В Китай-городе орали разноголосые петухи. Царь Иван любил эту перекличку. Сидя на постели, долго в упоении слушал, потом встал в угол к иконам - на колени. Выговорил привычные главные молитвы. Просил Бога помочь “худому рабу своему”. Дотрагивался
11
лбом и бородою до пола. В душу нисходила славная благодать.
“Ныне – божий день!” - вспомнил радостно, будто был престольный праздник. Его потянуло в парную мыльню. - “Не к добру!” - подумал, звякнул колокольчиком.
- Перекажи Родьке Баркину, - приказал слуге, - пускай собирает побыстрее веники. Полыньку еще пущай возьмет. Со мной пойдет в баню.
Отпустив слугу, присел к резному, из слоновой кости столику около теремного окошка. Тучи поразвеяло, светлое весеннее сияние нисходило с небес. Росшая под окном верба надувала пушистые сережки. Иван отворил створки, вдохнул полную грудь сырого, пряно-пахучего воздуха, наполняясь беспричинной радостью. В Кремле выли задыхающиеся за зиму коты. С минуту он слушал великий благовест весны.
Баркин приходился зятем дворовому дьякону, был крепок телом, рослый и смышленый – его вид успокаивал царя. От него, когда он начал сечь веником царя, исходил горький, продиравший ноздри дух.
Царь лежал на животе, ухватившись обеими руками за скользкий, горячий потолок, то и дело цыкал:
- Ухлестай!
- Не можно... Как бы ты, государь, не окандрычился, - бормотал Родион.
Но из спертого сумеречного жара неслось:
- Ухлестай! Поперемени руку-то. - Когда жар уже стал вовсе душить, царь отпихнул ногой шайку. Сполз, будто ослепший, с лавки и лег плашмя на пол, дышал тяжело, как загнанный конь.
Баркин поливал его из серебряной шайки чистой, холодной водой. Царь, ублажаясь, отходя от жару, похвалил:
- Ловок ты. Мог бы и царя засечь до смерти?
Царь мылся с удовольствием. Стоявшие около бани слышали даже, как царь пел в бане песни. В предбаннике находился его врач.
Выйдя из бани в широкой рубахе и холщовых штанах, красный, посвежевший царь сказал врачу:
- Поторопился я объявить духовную. Третий раз я собираюсь умирать, и всякий раз объявляю духовную. Но как видится, еще поживу, поживу. Назло боярам.
Вернулся в свои покои.
Царю было лучше от действия теплой ванны, он велел послу литовскому немедленно ехать из Можайска в столицу, а на другой день сказал Бельскому:
- Объяви казнь лжецам астрологам, ныне по их басням, мне должно умереть, а я себя чувствую гораздо бодрее.
Ежедневно посещал астрологов Б.Я.Бельский, ему единственному было дозволено узнавать их ворожбу. Чародеи по звездам предсказали день смерти царя. Поведав о предсказании, Грозный предупредил волхвов, если он не умрет в указанный день, следовательно, те будут сожжены в этот день.
День этот настал, Бельский сообщил решение Грозного волхвам-астрологам.
Во второй половине дня он лег на кровать, встал, спросил шахматную доску, и, сидя в халате на постели, сам расставил шашки, хотел играть с Бельским. Царь чувствовал потребность выговориться. Он начал шутить со слугой.