- Хошь, Баркин, перед боярами да князьями промыслю, чтоб сделали тебя царем?
Баркин, как подрубленный, стукнулся со страху на колени:
- Не погуби, государь! - он весь дрожал.
- Все вы так… и ненавидите, и боитесь. О подлые люди! Как я вас презираю. Сколько в каждом гнили, зловредности, себялюбия! Истинный царь – тот, кто не заискивает перед чернью. А знаешь ли ты, Баркин, как призрачна, подобно дыму, власть?
12
И все не вечно... все смертно. Но славно у Бога - знаешь ли ты это?
- Я мал человек, великий государь.
- Не знаешь... Боже, что же мне так тяжело? - Ивану вдруг стало не по себе,
скосил глаз на стоящих ближних сановников Годунова и Бельского, с которым собирался играть в шахматы. Он натужно захрипел, упираясь немощными руками в постель, и завалился навзничь. Однако в сознании его еще несколько мгновений держалась тяжелая мысль: “Боже, что же станет с Русью?”. Но в черной пустоте, куда он погружался, ему никто не отозвался…
Нагой, старик Юрьев и кто-то еще из слуг кинулись за лекарем. В опочивальне, и во всем огромном дворце, казалось, во всем свете цепенела магнитная тишина.
Страшный царь Иван скончался.
Очередной раз он не смог сыграть в шахматы и разрешить Бельскому обыграть себя, чтобы после наказать своего любимца.
* * *
Между тем, пока врачи терли тело Ивана крепительными жидкостями, митрополит читал молитву пострижения, нарекая умирающего Ионою, во дворце продолжала царствовать глубокая тишина. Все были насторожены, ждали мучительно развязки, не дерзая спросить друг друга, поделиться таким печальным случаем. Тут были: князь Иван Федорович Мстиславский, представитель рода Гедиминовичей, выходцев литовских, члены которого не отличались значительными способностями, энергией; гораздо виднее в этом отношении была младшая их ветвь – знаменитый Патрикеевский род, линия князей Голицыных и представитель ее князь Василий Васильевич; князь Иван Шуйский, восстановивший с лихвою славу династии Рюриковичей во второй Оршинской битве под Псковом, заслуги которого знала вся страна, так как героическая оборона Пскова спасла Россию от вражеского нашествия и полного разгрома в конце Ливонской войны; но ни потомки удельных, отживавшей линии князей Рюриковичей, ни литовские выходцы Гедиминовичи не имели такого исторического права наследовать собирателям земли, государям московским, как представители древнего истинного московского боярства, которое так усердно послужило собирателям земли при их деле. Ни одна из старых истинных боярских фамилий так устойчиво не удерживала за собой видного места, так неуклонно не присутствовала при деле государственного созидания, совершаемого Москвой, как фамилия Романовых-Юрьевых, представитель которой, Никита Романович, тоже находился рядом. Никита Романович периодически менял свой иступленный взор в след проходящим мимо него вельмож, фамилии которых, как и его, находились в родстве с царским домом.
Дежурили возле умирающего царя представители менее значительных боярских фамилий: Борис Федорович Годунов, который смог приблизиться к Грозному посредством брака своего на дочери любимца царского, известного опричника Малюты Скуратова-Бельского, и более ближе через брак сестры его Ирины с царевичем Федором. Богдан Бельский - худородный деятель опричной формации, второй любимец Грозного.
Царь Иван лежал на смертном одре, орлиный его нос, характерный потомкам Палеологовых, брезгливо чувственный рот придавали ему неповторимо отталкивающий вид. Ничего не отражали только его рыжая борода с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, а также бритая голова. Он, умерший, продолжал оставаться еще страшным для присутствующих при нем вельможам, они долго еще не верили его смерти и не решались об этом объявить остальным царедворцам.
13
Наконец, Годунов и Бельский вышли вместе из комнаты умершего и объявили о кончине грозного царя Ивана Васильевича.
- Не стало, не стало государя-батюшки! - сорвалось с уст Никиты Романовича.
У многих присутствующих во дворце на глазах появились слезы.
Из опочивальни мертвого царя перенесли в Крестовую палату, зажгли много свечей. Большие бояре теснились у входа. Царевич Федор, ослабев ногами, держался рукой за стену. Ирина поддерживала хилого мужа. Александр Нагой не спускал глаз с Бельского и Годунова.
Борис стоял в тени, под образом Богородицы - обособленно. Никита Романович с рыхлым лицом гнулся около гроба.
Два густо заросших волосами дьячка попеременно читали псалтырь над усопшим. Уходил навечно в неосязаемое небытие... Ближние люди царя не могли осмыслить, не охватывали разумом, глядели остолбенело, будто лишились речи.