Разговоры же с татарскими старейшинами велись о том, что Россия желает Таврической земле процветания и свободы, в то время как турецкий султан выкачивает из нее налоги в свою казну и, попирая права татар, сажает на их престол своих ставленников.
– Однако сейчас нашим ханом стал тот, кто угоден России, в чем же разница? – насмешливо осведомлялся бек Фарид.
– Сахиб-Гирей был избран вашими же татарскими старейшинами, – деликатно напоминал Кутузов, – которые сразу осознали, какие выгоды крымскому ханству принесет независимость от Турции. Отныне вы можете сами управлять своей землей.
– Мы могли бы в это поверить, если бы присутствие ваших войск не напоминало нам об обратном, – усмехался мирза Наиль.
– Наши войска противостоят султану, но не татарам и ногайцам, чью землю турки считают своей – мягко возражал Кутузов.
– Турецкий султан – наш верховный калиф, и покровительство Турции нас не тяготило, – настаивал имам Дамир.
– Трудно представить себе, чтобы в крымском ханстве не нашлось своего духовного вождя! – выражал недоумение Кутузов.
Однако первые его поездки не принесли сколько-нибудь ощутимых результатов, кроме одного. Имам ближайшего к Ахтиару селения под названием Учкуй проявил к нежданному гостю большую доброжелательность, чем остальные, и, угостив его горячим, бодрящим напитком из местных трав, осведомился, где русский офицер так хорошо овладел турецким языком.
Кутузов, порядком устав к тому времени от холодной сдержанности прочих татарских старейшин, был рад сменить тему разговора. Он охотно рассказал, что научился турецкой речи, служа в Бессарабии и беря уроки у пленного турка. И с тех пор не упускал ни единой возможности поупражняться в языке. Имам Дениз взглянул на него с уважением:
– Другие на вашем месте погнушались бы и учить язык врага, и пользоваться услугами пленных, – заметил он.
Кутузов махнул рукой, как если бы речь шла о чем-то совершенно не значительном:
– Мы враги лишь по воле наших государей и то до заключения мира. Кстати, – уловив благоприятный момент, добавил он, – я бы с большим удовольствием взялся за изучение татарского языка.
Свое предложение он подкрепил обаятельной улыбкой.
Какому человеку не льстит возможность ощутить себя учителем! Тем более что в ученики просится офицер захватившей твой край могущественной державы, от которой зависит твое будущее благополучие… Имам согласился, и Кутузов стал регулярно наведываться в Учкуй. Меж турецким и татарским языками было большое сходство, и русский офицер показал себя способным учеником. По окончании занятий он со своим учителем подолгу беседовал по-турецки, обсуждая то необычно холодную зиму, грозящую погубить урожай, то очередное морское столкновение русской эскадры с турками, то будущее Тавриды под управлением России, о котором имам, как ни сдерживался, все же проявлял беспокойство. А через некоторое время, приезжая на урок, Кутузов стал с удивлением обнаруживать в доме Дениза и других татарских старейшин, с которыми ему в разных селениях уже доводилось иметь беседу. И все они после вступительных разговоров переходили к одинаково волновавшему всех вопросу: что несет Россия Тавриде?
– Свободу и спокойствие! – внушал им Кутузов.
Он всегда испытывал радостное возбуждение, едва предоставлялась возможность держать речь, доказывать, убеждать. Искусством красноречия владел он не хуже, чем искусством одерживать победы в бою, а наслаждался им, пожалуй, даже больше. Насколько меркнет и пушечный огонь, и штыковая атака перед силой слова, что, никого не убивая и не калеча, добивается должного результата. И какое удовольствие играть тоном голоса, видя, как воздействуешь им на слушателей, заставляя их то возбужденно подаваться вперед, то с облегчением расслаблять напряженное тело.
– Мы слышали, что земледельцы в России – настоящие рабы своих беков, – взволнованно говорил ногайский мирза Эльмас, – но наш народ не стерпит такого обращения!
– Из уважения к ногайскому и татарскому народам императрица не станет менять ваши обычаи, – убеждал в ответ Кутузов.
– Пока ее власть в Крыму не упрочилась – может быть, – упорствовал мирза, – но со временем…
– Я уверяю вас, – мягко подхватывал его незаконченную фразу Кутузов, – императрица будет помнить о том, что Турция с вожделением смотрит на Крым, а потому постарается стать более желанной владычицей, чем султан.
Мирза не мог сдержать улыбки.
А Кутузов краем уха слышал, как имам Дениз говорит по-татарски другим своим гостям: