– И что же ты ему ответишь?
Василиса старалась не смотреть в глаза Михайлы Ларионовича, которые и сейчас, когда он обрушил все то, чем она жила, были прекрасны.
– Разве ж вы мне выбор оставили? – выдохнула она, наконец.
И, боясь, что следующие ее слова превратятся в неудержимый плач, она выскочила вон из палатки.
XLIV
«…Те, кто прочтет мои записки, знайте, что я имела сказать вам лишь одно: ни блага мирские, ни праведность, ни даже честь вовек не заменят любви и не сравнятся с даруемым ею блаженством…»
Поутру Василиса не вставала с постели куда дольше обычного: не хотелось ей приступать к жизни. Когда же, наконец, заставила себя подняться и ополоснуть лицо водой, услышала разговор Ивана Антоновича с присланным в лазарет денщиком Кутузова. По словам солдата, «у его высокоблагородия темно в глазах и в голове шумит», а потому он просит врача пустить ему кровь.
У Василисы захолонуло сердце: неужели их вчерашний разговор так тяжело дался Михайле Ларионовичу? Тем временем Иван Антонович собрал инструменты и ушел, а она приступила к своим повседневным обязанностям. Но, проделывая все, что от нее требовалось, мысленно отслеживала то время, что отсутствовал врач, и находила, что нет его чрезвычайно долго. Столько крови за это время можно выпустить из человека, что он и жив не останется. Что-то здесь не так! А потому девушка напряженно вслушивалась, не возвращается ли Иван Антонович, исполнив свой врачебный долг.
Наконец, молодой врач вновь появился в лазарете. При виде него Василиса, обтиравшая водой лицо и руки солдату, лежавшему в жару, выпрямилась и вытянулась в струну. Она пытливо вглядывалась в лицо Ивана Антоновича, но тот почему-то отводил взгляд. И щеки, и лоб его были чрезвычайно красны, словно врача охватила сильная лихорадка. Не поднимая глаз на Василису, он принялся осматривать больных.
У девушки ноги ослабели от страха. Что можно было сказать о ней такого, что несчастный ее жених и взглянуть на нее боится? О том, какое место Михайла Ларионович занимал в ее жизни, он и без того знал. Неужто, встретившись с соперником лицом к лицу, Иван Антонович принял сие так близко к сердцу?
Василиса постаралась навязать самой себе именно такое объяснение, и мало-помалу ей стало легче. Ничего, скоро Иван Антонович успокоится, и можно будет клятвенно заверить его в том, что отныне она свободна от обязательств перед другим и ничто не помешает их браку.
Благово же тем временем с бессильным отчаяньем вспоминал тот разговор, что у него только что вышел с приезжим полковником. Никаких признаков нездоровья у этого любезного и самоуверенного человека он не обнаружил, однако, уступая его просьбам, отворил кровь. А затем, перевязывая ранку от ланцета, услышал вопрос, не позволивший ему спокойно покинуть палатку:
– Стало быть, это у вас Василиса – правая рука?
– Так точно, – в некотором смущении ответил врач. – Она моя помощница.
Дружелюбно улыбаясь, Кутузов опустил на повязку закатанный для процедуры рукав:
– Повезло вам, господин лекарь, – сказал он. – Я уезжаю, а вы остаетесь.
Иван Антонович покраснел. Неловко ему было еще и от того, что человек, лишь несколько минут назад бывший его пациентом, вновь превратился в старшего по званию и не предлагал ему присесть для разговора, но заставлял стоять перед собой.
– Вы уж о ней позаботьтесь вместо меня, – продолжал Кутузов, набрасывая на плечи мундир. – Я и дальше был бы рад ее опекать, но, увы, имею назначение в другой полк. А жаль с ней расставаться, право слов! Руки у девки просто золотые: когда меня в голову навылет ранили в Тавриде, – он указал на свои шрамы, – она почитай месяц от моей постели не отходила – выхаживала.
Благово молча мучился, чувствуя, как горячи от прилива крови его щеки и даже лоб.
– Да она не только меня от верной смерти спасла, – живописал подвиги Василисы Кутузов, – но и одного солдата в полку. Он к ней даже сватался потом. Вот ведь беда, что венчаться она не может! Давно уже при муже была бы.
– Как не может?! – вырвалось у Ивана Антоновича.
Кутузов поглядел на него с удивлением:
– А вы, господин лекарь, ничего о ней не знаете? Ну, коли вам любопытно станет, сами ее расспросите. Благодарю вас, мне уже гораздо лучше!
Благово отправился обратно в лазарет в таком смятении, что едва нашел туда дорогу. Эти откровения о том, как Василиса сидела у его постели… Словно плевок в лицо! И ответить нечего. Но самое страшное: неужто она и вправду несвободна для замужества? Что он, собственно, знает о ней, помимо того, что сама она однажды рассказала?