Даже в то мгновение, когда женщине, едва живой после первых долгих родов, положили на руки сына, память тут же воскресила перед нею возлюбленного, когда он, вернувшись к жизни после боя в Шумлах, лежал в тяжелом сне. И, покрывая поцелуями головку младенца, Василиса делала это столь нежно и трепетно, словно ласкала не одного новорожденного, но и того, к кому уж больше не имела права прикоснуться.
По прошествии лет боль перестала донимать ее так, как в первые месяцы после разлуки, и на смену ей пришло ожидание. Воскрешая в памяти прошлое, Василиса видела в нем волшебную сказку, рассказанную вдохновенно, но прерванную в самый захватывающий миг. Ведь лишь человек донельзя простодушный или начисто лишенный прозорливости мог бы счесть ее свадьбу венцом приключившейся с ней истории. Конец у сказки, как известно, наступает лишь тогда, когда чудесным образом соединяются главные ее герои. А посему, прилежно исполняя обязанности жены, Василиса пестовала в душе предчувствие, точнее, веру в новую встречу с Кутузовым. Им она и жила, не забывая меж тем радоваться детям и приносить пользу всем вокруг. И жизнь ее напоминала то время на рассвете, когда солнце еще не взошло, но горизонт уже светел от обещающих скорое утро лучей.
XLVII
«…Муж мой был нрава спокойного, честен и весьма рассудителен. Других достоинств я припомнить за ним не могу…»
Если бы Василиса и задалась целью пожаловаться на семейную жизнь с Иваном Антоновичем, то ей бы это не удалось. Их брак напоминал тихое лесное озеро, не знающее не то что бурь, но даже и сильных волн. Лишь изредка возмущала его поверхность легкая рябь, вскоре сходившая на нет, и поверхность воды оставалась безупречно гладкой.
Ничто в супруге не отталкивало женщину – ни внешность, ни привычки, ни отношение к ней и к детям – однако, ничто и не притягивало. Хоть если взглянуть со стороны, ничем Иван Антонович не был плох. То забавное сходство с козьим племенем, что рассмешило Василису при первой их встрече, с годами как-то сгладилось, облик врача стал куда более солиден и нынче уже не вызвал бы ничьей улыбки. Более того: рассуждая беспристрастно, доктор Благово к середине жизни выглядел куда лучше многих своих сверстников. От природы худощавый, он казался моложе, чем был, льняные волосы его ничуть не поредели, плечи не ссутулились, а мундир придавал ему тот необходимый вес, коего он был бы лишен в гражданской одежде. Все это, конечно же, отмечала Василиса, потому и в горничные взяла женщину весьма пожилую. Однако… Однако, с улыбкой провожая мужа в госпиталь и с улыбкой встречая его со службы, делала это отнюдь не из расположения к нему, а из вежливости. А еще оттого, что для детей благотворно видеть приязнь меж отцом и матерью.
В чинах Иван Антонович поднимался медленно, что было, впрочем, закономерно – в медицинской службе попробуй взлети! Хоть опыт участия в военной кампании у него уже имелся: в том самом 1783 году, когда потребовалось силой вернуть почти упущенный Крым, он на несколько месяцев разлучился с женой, участвуя в боевых действиях. За что и был произведен в младшие лекари 1-го класса, что вполне удовлетворило его самолюбие. По наступлении же мира остался служить в Севастополе, коему предстояло стать морским форпостом России.
В делах медицинских он звезд с неба не хватал, но обязанности свои исполнял со всем возможным тщанием, особенно следя за чистотой, что было не самым обычным делом в те времена. Среди персонала госпиталя снискал он уважение, а пациенты передавали из уст в уста рассказы о тех чудесных снадобьях, коими ставил он на ноги даже, казалось бы, безнадежных больных. Поговаривали, впрочем, что снадобья эти готовит его жена, и что с женой же Иван Антонович непременно советуется, буде столкнется со сложным случаем в своей практике. Иной раз видели в госпитале и ее саму – тонкую, светлую, всегда дружелюбную и внимательную даму, что не брезговала рассматривать гноящиеся раны и дышать гангренозными испарениями. После ее визитов Благово со спокойной уверенностью брался за лечение и, как правило, исцелял больного. А потому, увидеть в госпитале его супругу почитали за добрый знак.
Василиса же отнюдь не исполнялась гордыни от того, что муж без ее советов, как без рук, лишь радовалась, что знания ее и умения по-прежнему нужны людям. Многие приходили к ней за помощью прямо домой, и никто не уходил без лекарства или, хотя бы совета, а зачастую и сама она отправлялась к больному на дом. После нескольких лет жизни в Севастополе Василиса стала шутить, что, верно, нет в округе женщины, роды у которой она не приняла бы хоть раз, а если собрать вместе всех ее крестников, то получится целый батальон.