В годы Великой Отечественной войны начался активный переход обновленческих общин в лоно патриаршей церкви. После избрания патриарха Сергия этот процесс усилился. И.В. Сталин сделал выбор в пользу канонического православия, и этот выбор был вполне прагматичным: обновленцы не пользовались народной поддержкой и не признавались поместными православными церквями за рубежом и, стало быть, не могли быть использованы во внешнеполитических кремлевских играх.
Советская власть активно способствовала ликвидации раскола «слева», чиновник проводили «беседы» с обновленческим клиром, и клирики вместе с общинами переходили в подчинение Московской патриархии. Перед патриаршей церковью встала непростая проблема приема клириков-раскольников. С канонической точки зрения священники обновленческой церкви были рукоположены незаконно и их, после покаяния, посвящали снова в сан пресвитеров. Сложнее обстояло дело с женатым епископатом, которого РПЦ МП не признавало. На этой почве возникали коллизии, вроде той, которая произошла в Ставрополе. Женатый епископ Василий (Кожин) в 1945 году «не препятствовал воссоединению обновленческих приходов с патриаршими». После проведения уполномоченным «соответствующей работы» он «согласился отдать сорок приходов целиком». Но «был обманут»: Московская патриархия так и не разрешила епископскую хиротонию Кожина (14).
Просился перейти в патриаршую церковь даже первоиерарх обновленцев Александр Введенский, написавший в июне 1945 года письмо патриарху Алексию I. Но ответ, в котором говорилось, что его могут принять лишь мирянином и трудоустроить рядовым сотрудником в «Журнал Московской патриархии», его не устроил.
Проще обстояло дело с теми, кто был рукоположен до раскола 1923 года: их принимали через покаяние. Чин присоединения епископов совершался в зале заседаний Священного синода, в отсутствие простого народа. Покаяние рядового духовенства также проходило келейно – в алтаре храма (15).
Такую практику покаяния архиепископ Лука не одобрял. Он считал, что раз клирики публично грешили, то должны публично и каяться. Поэтому, «как указано в «Журнале Московской патриархии» № 1 за 1944 г., воссоединение обновленчества с православной Церковью, происходящее в зале заседания Синода, Святейший проводит неверно» (16). Лука сам составил чин присоединения и направил патриарху Сергию на одобрение.
Каково же было содержание этого чина, который совершался в тамбовском кафедральном Покровском соборе? «Содержание чина следующее:
На малом входе подводят к архиерею кающегося. Архиерей вопрошает: «Почто пришел еси к нашей мерности?»
Ответ: «Покаяться в великом грехе моем».
Архиерей: «Доброе и святое есть дело покаяние. Соверши же его со страхом Божиим».
Вновь поклоняется кающийся архиерею, и отводят его на амвон, и чтет покаяние: «Пред Великим и Всеправедным Богом, ему же мерзость, лукавство пред тобою, владыко святый, и пред народом православным исповедую мой смертный грех нарушения единства церкви и участие в расколе живоцерковном и обновленческом.
Уча свою паству идти за Христом путем тесным и прискорбным, я сам в малодушии своем убоялся страданий за Христа и избрал путь лукавства и неправды, забыл я обличающие слова св. апостола Иоанна Богослова: «Они вышли от нас, но не были наши. Ибо если бы они были наши, то остались бы с нами, но они вышли, и через это открылось, что не все наши». Не убоялся я грозных слов св. пророка Малахии: «Уста иерея хранят правду и закона ищут от уст его, ибо он вестник Господа Вседержителя. Вы же уклонились от пути, сделали немощными в законе многих, нарушили закон Левия, – говорит Господь Вседержитель. И я сделаю вас униженными и отверженными пред людьми, ибо вы не сохранили путей моих».
Горе мне, окаянному, ибо мне говорит Христос: «Кто соблазнит единого из сих моих верующих в меня, тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили в глубине морской».