— Не мешай им, — и потянул в сторону, где сидели его товарищи.
Отрок не упирался, отошел, сел возле мужчин, но нет-нет да взглядывал с беспокойством в сторону, где темной птицей склонилась над умирающим князем его мать.
Они о чем-то там тихо говорили, но сидящим и здесь угадывались лишь два слова: «милая», «милый», остальных слов не разобрать было. Лишь шепот тихий, нежный.
Но вот Лада поднялась, подошла к сидящим, сказала отроку решительно:
— Кочет, ступайте с Волчком домой, возьмите весла и два шеста. Гоните сюда две лодии.
— Зачем, мам?
— Делай, что велят. Повезем его к деду на заимку. Здесь ему нельзя оставаться.
Затем, отведя в сторону Волчка, попросила:
— Не говори Кочету, что Светозар — сын князя. Ладно?
— Ты что, и Святополку не сказала о Светозаре?
— Сказала. Вот он и взмолился: покажи, покажи.
— Так в чем дело?
— Не хочу, чтоб Светозар узнал, чей он сын. А Кочет обязательно проговорится. Не хочу.
— Почему?
— Это может сломать ему жизнь. Как ты не понимаешь? Я же мать. Не хочу сыну судьбы отца.
— Ну а как же они, ежели встретятся? Светозар-то со Святополком?
— Он обещал не проговориться. Идите, да побыстрее.
Волчок с Кочетом быстро шли к Турову. Отрок ворчал:
— Дед взбеленится, когда мы туда явимся.
— Почему?
— Ну как же, эта заимка у него тайная. Он на ней всегда со Светозаром ховается. Как завидит дружину, так в лодию — и туда гребет. И ныне вон увидел, что в крепость дружина пожаловала, так хлеба в мешок — и уплыл со Светозаром.
— А чего ж он боится-то?
— Говорит, не хочу, чтоб Светозара в воины забрали.
«Вот старый лис, — подумал о Ждане Волчок, — и меня тогда провел как мальчишку».
Чтоб не дразнить собак, Волчок остался ждать у калитки. Кочет направился в избу и вскоре вышел оттуда с отцом. Вместе с ним они вытащили из сарая весла, шесты, принесли их к калитке.
Лютый проводил их до мостков, помог спихнуть лодийки, спросил:
— Может, и мне с вами? Я б помог.
— Не надо, тятя. Там хватает гребцов.
Окоротив длинные жерди, Святополка прямо на носилках перенесли в лодию, уложили осторожно на дно, подстелив еще несколько подклад. Лада села на носу, уложив голову князя себе на колени. На корму с веслом сел Волчок. Во вторую лодийку сели Еловит с Кочетом, хотя последний очень хотел плыть с матерью. Кое-как она его убедила:
— Ежели вдруг потеряемся, ты-то хоть знаешь, куда идти. А он? Садись на корму и сам греби и толкайся. Ну же!
Ляшко оставался не только из-за коней (с ними бы тоже можно было переплыть), а главное, чтобы сообщить княгине — что и как, если вдруг явится от нее посыльный.
Оттолкнулись, поплыли на ту сторону Припяти. Была уж ночь. Лада склонилась к самому лицу князя, он что-то пытался сказать.
— Что, милый?
— Почему ты тогда не пришла, когда я Волчка присылал?
— Я не могла простить тебе обмана.
— Какого, милая?
— Что ты назвался чужим именем, Василий.
— Как чужим? Что ты говоришь? Василий — имя, данное мне при крещении.
— Как?!
— Да, да, милая. Это мое крещеное имя. А Святополком я опасался напугать тебя. Оттолкнуть.
— А я-то… я-то, дура, думала… — выдохнула Лада и затихла.
Молчали оба, пораженные вдруг открывшимся обстоятельством, не позволившим им когда-то давным-давно, в лучезарной юности, быть вместе. Обстоятельством столь ничтожным, надуманным. Ах, если бы молодость знала!
До Волчка доносились обрывки разговора, и он удивлялся, что Лада ни разу не назвала раненого ни князем, ни Святополком. Только «милым». И, вспоминая свою первую встречу с Ладой тогда, в юности, клял себя: «Это все из-за меня, только из-за меня не сошлись они. Я виноват. Может быть, и жизнь его поворотилась другим боком с ней, более удачным и счастливым».
Не заметил, как лодийка ткнулась в берег.
— Теперь куда, Лада?
— Вверх. Бери шест, толкайся.
Волчок положил весло, взял шест. Поднялся в полный рост, чтоб удобней было упираться.
— Что-то их не видно.
— Это из-за темноты, — отвечала Лада. — Они где-то рядом. Ничего, Кочет знает дорогу. Толкайся вверх до первой заводи, свернешь в нее, там уж недалеко.
Однако, дойдя до заводи и свернув в нее, они стали ждать отставшую лодийку. Та вскоре появилась, на корме ее с шестом стоял Кочет. Далее пошли вместе. Но вот с берега раздался лай собаки.
— Чалься, — сказала Лада Волчку. И тут же окликнула: — Вьюн, свои!
Пес, признав своих, радостно заскулил, заметался по берегу. Вскоре показался и человек, удивленно спросил: