Графиня вздохнула, а после осмотрелась, будто только сейчас заметила сад и свою спутницу. Ее взгляд задержался на Эмили. Темный и беспокойный.
– Небольшая мигрень. А впрочем… – Графиня разгладила складки на платье нервным, почти рваным движением и заговорила лишь спустя минуту: – Вы кажетесь мне весьма благоразумной девицей, мисс Уайтли. Но что гораздо важнее – порядочной.
От этого признания на коже у Эмили мурашки проступили, точно сотни крохотных острых льдинок. Ей сделалось совестно за свой поступок, хоть на это ее толкнуло искреннее желание найти злодея.
– Знаете, – продолжила графиня. – У меня ведь никогда не было настоящих подруг. А с кем бы еще я могла поговорить по душам?
Сердце Эмили сжалось и ухнуло в пятки. Неужели графиня хотела поведать ей нечто важное? Нечто, что не могла доверить кому-то другому? И разве не так начинались признания убийц в ее любимых детективных романах?
– У меня есть тайна, мисс Уайтли.
Эмили затаила дыхание. Ей почудилось, будто она слышит, как листья с тихим шорохом опускаются на землю, а где-то вдали призрачный ветер колышет верхушки деревьев, напевая старинные баллады.
– Тайна, которая способна разрушить все.
– Под кроватью нет ничего, кроме пыли, – Эйдан комментировал вслух все свои действия. Дворецкий ходил за ним по пятам и скрупулезно устранял последствия обыска, возвращая вещи на прежние места, закрывая шкафы, одергивая одежду. Даже канделябр, который Эйдан подвинул, просто чтобы позлить его, был перемещен обратно с точностью до дюйма.
– Пыли?! – Маска напускного безразличия на миг слетела, и дворецкий чуть не закашлялся, словно эта пыль окутала облаком его белоснежную репутацию.
– Разве в обязанности горничной входит ползание по-пластунски? – откровенно насмехаясь, уточнил Эйдан. По правде сказать, его чертовски забавляло стремление дворецкого контролировать каждую мелочь, и было ужасно интересно, полезет ли он под кровать, чтобы убедиться в достоверности услышанного.
– Разумеется! – смерив Эйдана оценивающим взглядом и, видимо, решив, что ему нет доверия, дворецкий опустился на четвереньки, кряхтя и охая, – до скрипа отутюженный костюм не предназначался для подобных трюков – и сунул голову под кровать.
Эйдан едва сдерживал смех, наслаждаясь зрелищем, как в тот же миг дверь распахнулась и на пороге, вытаращив глаза, застыла камеристка графини. Она несколько раз открыла и закрыла рот, словно размышляя, стоит ли поднимать переполох, а после шагнула в комнату и затворила за собой дверь. Услышав щелчок, дворецкий подскочил, ударился головой о кровать и, сдавленно ойкнув, наконец вернул себе устойчивость.
– Это вовсе не то, что вы подумали, Брикс.
– А что же, по-вашему, я подумала, мистер Клоксон?
Он растерялся и бросил на Эйдана косой взгляд в поисках поддержки, но тот не спешил помогать.
– Я обнаружил пыль под кроватью графини Эшборо и…
– И для этого вам понадобился сыщик? – Похоже, мисс Брикс была не так проста.
– Мы искали пропавшую книгу. – Эйдана чрезвычайно забавляла сложившаяся ситуация, и все же он не любил ходить вокруг да около.
– Вы полагаете, ее светлость способна на кражу? – В голосе Брикс послышались стальные нотки.
– Мы не… – Дворецкий отчаянно замахал руками.
– Да, мисс Брикс, мы не можем исключать никого из списка подозреваемых.
Она отступила назад, прижавшись спиной к двери, и сложила руки на груди.
– Тогда вы правильно полагаете.
Дворецкий опешил настолько, что потерял дар речи. Первым порывом Эйдана, напротив, было засыпать камеристку вопросами, однако он сдержался и лишь вопросительно выгнул бровь.
– Я не из тех, кто привык жаловаться, но…
«Все-таки пожалуюсь», – мысленно закончил за нее Эйдан.
– Дело в том, что после смерти его светлости графиня изменилась… далеко не в лучшую сторону.
– Брикс, не говорите того, о чем пожалеете, – предупредил наконец пришедший в себя дворецкий.
– Не вы застали меня в сомнительной позе под кроватью ее светлости, мистер Клоксон.
Мисс Брикс нравилась Эйдану все больше и больше. На вид ей было около сорока, как и его старшей сестре, а на язык она была остра, как его мать, – почтенная миссис Стокетт.
– Видите ли, господин сыщик, – на этот раз Брикс обратилась непосредственно к Эйдану, – у ее светлости развилась легкая форма клептомании.