Кандара собиралась что–то ответить, когда ощутила в едином сознании «Спасения жизни» странную дрожь удивления. Она сосредоточилась на потоке мыслей «Спасения», пытаясь разобраться, но вместо ясности почувствовала прилив тревоги.
Джессика, недоверчиво улыбаясь, вскинула голову:
— Они здесь.
ПОСЛЕДНИЙ УДАР
Деллиан знал, что нет таких примет, по которым можно определить, что ты находишься в замедленном времени, и все–таки назойливый, раздражающий инстинкт все твердил и твердил ему, что со вселенной что–то не так. Путешествие армады по червоточине должно занять четыре года реального времени — ну, в зависимости от того, что считать реальным. Но для «Моргана» оно продлится всего четыре дня. Вот разум и продолжал искать признаки нестыковки.
— Больше похоже на знамения, чем на признаки, — посмеялась над ним Ирелла в первую ночь. — А знамения — выдумка. Время всегда постоянно для наблюдателя, Дел. Просто забудь.
Но он, конечно, не мог. Все параноидальные предчувствия, все инстинкты, развитые во время боевых тренировок, были постоянно начеку. А постоянная бдительность весьма утомительна. А он к тому же упорно отказывался от использования желез, чтобы избавиться от лезущей в голову ерунды химическим путем, на что Ирелла в очередной раз закатила глаза.
И вот осталась всего пара часов. Беспокойство подняло его очень рано. Нужно ведь быть наготове. Потому что если они хоть немного ошиблись с этим искусственным временем…
«Ир права. Я идиот».
Длинные, уходящие вдаль стеллажи на скудно освещенной седьмой палубе, где отдыхали когорты, напоминали Деллиану какой–то мрачный склад. Шагая по одному из проходов, он чувствовал, как вибрирует под ногами пол: это работали всякие вспомогательные механизмы.
После последней тренировочной симуляции его когорта отдыхала два дня. Он почти жалел, что и сам не может отключиться, пока они летят к звездной системе анклава, но потом понял, что почти все на борту пребывают в таком же возбужденном состоянии. Все эти последние инструктажи, устраиваемые комплексными людьми, все данные, извлеченные непосредственно из мозга захваченных квинт, — и в перерывах между собраниями много, много лихорадочного страстного секса.
— Ну ты же понимаешь, что это не секс «прощай–грусть»? — сказала Ирелла ночью, когда они лежали, прижавшись друг к другу. — В смысле мы оба нервничаем из–за Последнего Удара; это естественно. Но это же не решающий бой.
— Э? — Вот и все, что он смог выдавить из себя в сумраке каюты, текстурированной под лесную хижину в поместье Иммерль — ту самую, которую он занимал в год их выпуска.
— Нам так много надо сделать после того, как мы освободим «Спасение жизни» и всех остальных людей в анклаве, — горячо сказала она ему.
— Да. Для начала нужно доставить их домой.
— Возможно. Но комплексные люди справятся с этим и без нас. Если мы собираемся покончить с угрозой, мы должны уничтожить самого Бога у Конца Времен.
Он перекатился на кровати и удивленно уставился на нее.
— Святые! Что?
— Он все еще там, Дел, скрывается в будущем. Ничто не помешает ему отправить послание уцелевшим оликсам, снова и снова возобновляя крестовый поход. Ничто — кроме нас. Мы можем остановить его.
— Мы?
— Кто–то же должен. И я не вижу, чтобы этим занимались неаны, а ты?
— Но… как?
Тогда–то она и рассказала ему о тахионном детекторе, который комплексные люди построили для нее. И когда она закончила, он не знал, смеяться ему или плакать.
— Но, если мы уничтожим сейчас звезду, родину бога, — медленно проговорил он, чувствуя, что разум его, как всегда, отстает от ее на световые годы, — значит, он не отправит послание оликсам. Никто не вторгнется на Землю, исхода не случится. Мы не родимся.
— Парадокс. Знаю. Удивительно, сколько теорий существует на этот счет, правда? Но не волнуйся. Если темпоральная петля раскручена машиной времени, создавшей альтернативную вселенную, то мы, разорвав цикл, стабилизируем нашу временную линию. И просто продолжим двигаться дальше, но в этой реальности Бог у Конца Времен не отправил сообщение оликсам, так что дальнейшего раскола нет, как нет и альтернативной Земли, которую снова постигнет та же участь. По крайней мере, так постулируют Иммануээль и другие комплексные люди.
Ее страстность пугала его. И в ужас приводила мысль о том, что они собираются начать собственный маниакальный крестовый поход. Он посвятил всю жизнь Последнему Удару, зная, что потом — если он выживет — они с Ир смогут прожить обычную спокойную жизнь на новой планете или, может, даже на самой Земле. А теперь — вот это.