За углами ближайших зданий прятались военные в черной броне. Наверху, прямо над крышей «Иконы», зависли три уродливых городских противоповстанческих дрона. Куча стволов — неужто и вправду восемь? — смотрели на него.
Олли вскинул сжатые кулаки, беззвучно вопя от ненависти.
— Олли Хеслоп, вы арестованы, — громыхнул неприятный, словно бы механический голос. — Деактивируйте всю периферию и опуститесь на колени. Заведите руки за голову, сцепив пальцы в замок.
— Хрен вам! — взревел в ответ Олли. По щекам его текли слезы. Он поверить не мог, что это происходит на самом деле. Он вошел в «Икону», готовый узнать, где Николаи, чтобы начать спасать бабулю и Бика. А теперь он остался ни с чем, и особый отдел нашел его. Бик и бабушка пропали, их заберут оликсы, когда Лондонский щит наконец рухнет.
— Повторяю. Деактивируйте всю периферию…
— Нет! — Он шагнул вперед, тыча пальцем в свой черный ошейник. — Просканируйте это, говнюки! Ну же! Давайте! Видите? Видите, что это? Я воспользуюсь этим, клянусь, воспользуюсь! Просто отвалите и оставьте меня в покое! — Слезы побежали быстрее, из содрогающейся груди рвались жалкие рыдания. — Оставьте меня в покое, — провыл он. — Вы победили. Понятно? Ура, черт возьми, ура. Чего вам еще нужно? На Загреус вы меня уже не сошлете. Все равно мы все превратимся в коконы, так какой, к чертям, смысл?
Он привалился к стене и медленно сполз по ней, уронив голову, чтобы ничего не видеть, и продолжая рыдать. А когда слез не останется, когда все мысли оцепенеют — он это сделает. Ошейник действительно был страховочным. Начиненный взрывчаткой, он обезглавит его мгновенно; взрыв разнесет череп, расплескает мозг. Оликсы не сумеют окуклить его.
Это единственная победа, которая у него осталась.
Двадцать минут спустя он все еще не двигался. Слезы иссякли сами собой. В голове прокручивались воспоминания о прежних временах. О проказах Бика. О бабуле, всегда напряженной и измотанной, пытающейся вырастить двух мальчишек, заставить их ходить в школу, не позволить им связаться с дурной компанией. «Нет. Не им. Мне. Именно я подвел ее. Нужно было мне остаться в университете. Зачем я позволил себя вышвырнуть? Нельзя было возвращаться в Легион.
Вот почему я оказался в итоге здесь. Вот почему мы все здесь. Я был дико глуп, помогая оликсам. Я сделал это с Лондоном. Со всем миром».
Плотную пелену черного горя всколыхнул звук приближающихся шагов. Он вздохнул и сосредоточился на иконке ошейника. Последнем, что он увидит в жизни. Вот, сейчас…
— Олли, дорогой.
Пол. Ный. На. Хрен. Атас!
Олли истерически захохотал. Он был на самом дне, в самом худшем состоянии, в каком только может пребывать человек, — но нет, оказывается, имелся–таки способ опустить его еще ниже. И кто же тот единственный, кто сумел это?..
— Что ты тут делаешь?
— Олли, пожалуйста, не надо.
Он поднял глаза. Лоло стояло в десяти метрах от него — в алом летнем платье в крупный белый горошек, отливающий под дьявольским небом болезненно–лиловым. Несмотря на это, выглядело оне потрясающе. На прекрасном лице читались печаль, и тревога, и любовь.
— Я беременно, Олли.
Тело Олли отключилось. Все до единого мускулы окаменели. Как и легкие. Как, кажется, и сердце.
«Должно быть, я привел в действие ошейник. И не один раз. И это ад — тот же мир, но после каждой смерти все хуже и хуже».
— Прости, — продолжало Лоло. — Я должно было сказать тебе. Я хотело сказать. Но не могло выбрать подходящее время. Пожалуйста, это Кохаи Ямада. Выслушай его. Все совсем не так плохо, как ты думаешь, Олли. Правда–правда.
Рядом с оне стоял мужчина с неподвижным от омолаживающей терапии лицом, в ветровке с логотипом «Связи». Олли захрипел, с мучительным трудом протолкнув в себя глоток воздуха.
— Привет, Олли, — сказал Кохаи. — Мы тоже хотим заполучить Николаи. И мы знаем, где она. Ну как, интересно?
МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО
Год 5 ПП
За шесть часов до отлета «Моргана» Ирелла сидела на краю кровати, глядя прямо перед собой, на неактивную текстурную стену каюты. Оптика опять проигрывала перед ней все тот же файл. С тех пор как записала, она просматривала его по крайней мере раз в день и все равно каждый раз чувствовала легкий укол вины.
«У меня не было выбора. Надеюсь, они поймут».
— Нельзя продолжать совещаться и откладывать решение до появления какого–то мифического консенсуса, — говорила она в записи. — Это не настоящее лидерство, а в его отсутствии мы виноваты, виноваты тысячи лет. Иногда просто нужно сделать выбор — потому что если ты в состоянии сделать выбор, значит, ты имеешь на это право. Обстоятельства таковы, что иного выбора у нас нет, кроме как создать вас. Цивилизация, которой мы даем начало, сходна с моим поколением. Как и вас, нас родили не спрашивая. Из–за обстоятельств, в которых мы оказались, у нас не было выбора, как прожить нашу жизнь. Но, в отличие от нас, у вас свобода выбора будет. Это самый ценный подарок, который я могу вам сделать. Сам факт того, что вы родитесь одни, в этом уникальном месте, дает вам свободу. Вы можете выбирать, помогать ли борьбе, длящейся вот уже десять тысяч лет… или нет. Эта способность — единственное, чего у вас не отнять. Конечно, я надеюсь, что, сделав выбор, вы решите присоединиться ко мне. Но если нет, я желаю вам всего наилучшего на вашем пути к той цели, которую вы для себя наметили.