— Позвони Луи, — велела она Теано, своему альтэго.
— Подключение к сети невозможно.
— Что? Попробуй еще раз.
— Подключение невозможно. Он не в сети.
Гвендолин нахмурилась. Сын был активно задействован в Ответном Ударе, возможно, даже находился в командном центре вместе с Юрием, так что, несомненно, был сейчас страшно занят. И определенно не обрадовался бы звонку матери. Но…
— Где он?
— Данные засекречены.
— Так, а каково последнее незасекреченное место его нахождения?
— Звездная система Дельты Павлина.
— Ясно. Ладно, оставь ему сообщение. Я хочу… — Она удивленно замолчала: на линзы выплеснулась иконка Энсли Зангари Третьего. — Да?
— Не пытайся дозвониться до Луи, — сказал Энсли Третий.
— Я просто хотела…
— Ты переполошила все системы безопасности. Он участвует в Ответном Ударе; тебе это известно. А от Ответного Удара, если ты еще не заметила, зависит сейчас все наше выживание. Перестань быть его матерью, черт возьми. Он достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе и принимать собственные решения.
— Но…
Иконка Энсли Третьего исчезла.
«Что за чертовщина?»
Гвендолин украдкой окинула взглядом фойе, проверяя, не смотрит ли кто–нибудь в ее сторону. Нет.
«Ну вот, теперь и ты становишься параноиком».
Но реакция Энсли Третьего встревожила ее. Значит, Луи помогает в командном центре. Но это же не причина рычать на нее. Если только он не…
«Ох, черт!»
Горацио, по крайней мере, сразу откликнулся на вызов.
— О, привет. Ты знала, что это произойдет? — беззаботно спросил он.
— Что?
— Ответный Удар, глупышка. А ты о чем подумала?
Прекрасно осознавая, что отвечающий за безопасность Ген 8 Тьюринг будет теперь пристально следить за ней, она сказала:
— Именно над этим мы и работали.
— Это великолепно, Гвендолин! Все корабли Избавления ушли. Лондонский щит больше не обстреливают. Ни гула, ни грохота, ни этого дьявольского неба — ничего больше нет. У нас здесь, в общественном центре, все рыдают. Мы знали, что заселенные миры помогут нам. Я всегда так всем и говорил, но это были очень долгие два года. Видела бы ты вечеринку, которая вот–вот тут начнется.
— Я рада, — сказала она, и глаза ее отчего–то наполнились слезами.
— Правительство открыло несколько визуальных каналов с орбиты. Мы видели, как отступают оликсы. Ваши силы собираются захватить «Спасение жизни»?
— Я понятия не имею, что будет дальше. А если бы и имела…
— То ты бы мне не сказала.
— Чертовски верно.
— Хорошо тебе. Господи, я так счастлив. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, хотя бы сегодня. Ты не представляешь, каково это — видеть, как треклятые корабли Избавления удирают, поджав хвосты.
— Я скучаю по тебе, — сказала она. — Очень сильно.
— Да, я тоже. Но это помогает, правда?
— Помогает?
— Ты и я, — сказал он. — Я знаю, это не та победа, о которой люди здесь думают прямо сейчас. Полагаю, мы не сможем даже отключить щит, ведь оликсы жутко испортили нам климат. А значит, всем придется уйти.
Гвендолин не могла этого сделать, не могла рассказать ему. Нигде на Земле не осталось больше льда: ни глетчеров, ни величественных белых корон, венчающих горы, — ничего. Жалкие крохи бывшей арктической ледяной шапки стремительно исчезали, а массивные антарктические шельфовые ледники, медленно утолщавшиеся после антропогенных изменений двадцать первого века, раскололись, и огромные айсберги размером с небольшую страну быстро таяли. Повышение уровня моря, столь же опасное, как и перегретая атмосфера, измученная единым, душащим мир ураганом, скоро усугубит страдания выживших городов.
— Да, придется, — тихо сказала она. — Мы думаем, оликсы вернутся. И ты не захочешь быть рядом, когда это произойдет. Никто не захочет.
— Когда это произойдет, я хочу быть с тобой, отправиться… куда угодно. Но только с тобой.
— Ты же знаешь, ты можешь быть здесь уже через минуту. У тебя есть портал.
— Да, но пока мне нужно быть здесь. Я не могу бросить своих людей. Только не сейчас. Я тут делаю много хорошего, я приношу пользу, Гвендолин. Я помогаю.
«И всё впустую».
— Знаю. Я так горжусь тобой.
— Ты тоже выполняешь свою часть сделки, не так ли?
— Да. Да, конечно. Мы построим сотни хабитатов исхода — тысячи, если у нас будет время.