Чемодан остался упакованным. Он так и стоял в шкафу рядом с сумкой с порталом. Наготове. Потому что однажды он воссоединится с семьей, пребывающей в безопасности. Однажды, очень скоро…
— Не шагаем мы, а скорее, бредем, — возразил он. — С ноября уровень моря поднялся еще на десять сантиметров. На прошлой неделе вода перехлестнула через парапет Таррока. Даже если воздух когда–нибудь стабилизируется настолько, что мы сможем убрать щит, половина города затонет.
— Да, — сказала Гвендолин. — Я знакома с прогнозами. Все беспокоятся о Нью–Йорке — настолько, что увеличили скорость эвакуации города в Нью–Вашингтон.
— Уверен, в Поясе Миллионеров отнесутся к этому с восторгом.
И вновь он заметил, как она рассеянна.
«Не понимаю. Она что–то недоговаривает?»
Она улыбнулась, мягко упрекая его.
— Последний из первоначальных обитателей Пояса покинул его семь лет назад.
— А скольких вы уже отправили?
— Сведения засекречены. Но все заселенные системы строят хабитаты исхода с феноменальной скоростью.
— Правда?
— Ну, относительно — да. Учитывая размеры хабитата и число вспомогательных систем, которые мы должны отослать вместе с ними. И они должны работать, Горацио. Они ведь, в сущности, подобны звездолетам — им никто не поможет, если что–то пойдет не так.
— Я не сомневаюсь в тебе.
Гвендолин подалась ближе к камере, давая ему возможность лучше разглядеть ее лицо — на удивление неизменное, хотя она никогда и не выглядела на свой возраст, даже тогда, во время вторжения. Об этом позаботились деньги Зангари. Ее антивозрастной режим, созданный специально для того, чтобы Зангари продолжали вести свой роскошный образ жизни, — практически без изменений, не прервался, и когда она отправилась на Нашуа. В Пасобле тоже прекрасные медицинские учреждения, особенно для граждан второго уровня. Просто глядя на эти черты — черты женщины, которой никто не дал бы и тридцати, Горацио с болью осознавал, на сколько десятков лет выглядит он сам. Редеющие, седеющие волосы, расползающаяся талия, старческое кряхтение, сопровождающее каждый его подъем со стула. И память уже не такая, как раньше, и альтэго внимательнейшим образом следит за его диетой, снижая потребление углеводов, чтобы избежать полномасштабного сахарного диабета и инсулиновой недостаточности, чреватой пересадкой — если он вообще сможет попасть в список очередников на имплантацию. Если бы не велосипедные прогулки, поддерживающие его в относительно сносной форме, он непременно набрал бы вес — и приобрел бы все связанные с этим проблемы. Посещение спортзала становилось с каждым разом все утомительнее, и он не помнил, когда в последний раз совершал пробежку по лондонским улицам. Он твердил себе, что теперь, когда все вновь оседлали ап–борды и велосипеды, когда возродились ап–такси и модифицировали ап–троллы, все это стало слишком сложно. Ради всего святого, дороги сейчас стали как в начале двадцать первого века. Никаких порталов, конечно; и никогда уже не будет. На заселенных мирах не так уж и много энергии. Хабы, петли, радиалы Лондонской транспортной сети «Связь» стали легендой прошлого, о которой родители рассказывали детям.
— Утопийцы — хорошие люди, — сказала Гвендолин. — Мне здесь нравится. И тебе понравится.
— Гвен…
— Горацио, — твердо проговорила она, — тебе действительно пора уходить из Лондона.
— Я не могу просто бросить людей. Они нуждаются во мне.
— Я нуждаюсь в тебе.
— Нет. У нас есть воспоминания. Прекрасные воспоминания — которыми я владею с огромной благодарностью.
— Ты нужен Лакасте.
Это был удар ниже пояса, и Горацио пару секунд просто не мог выдавить ни слова.
— Не надо.
— Оне почти три, и оне хочет встретиться со своим дедушкой, а не просто увидеть его на экране. Нужно, чтобы ты взял оне на руки, обнял, любил. Не отказывай оне в этом.
— Зачем ты это делаешь? — в ужасе спросил он. — Я не могу уйти. Это будет нечестно.
— А ты нечестен по отношению к нам, твоей семье. Ты все равно что в коконе.
— Я не жертвую честью. Я вижу, что происходит.
— Нет, Горацио. Поверь мне, ты ничего не знаешь.
— Да? О лондонцах, которые уходят? Они тщательно отбираются.
— Выбор случаен. Это лотерея.
— Лотерея по районам. Равномерно распределенная, естественно, — это всегда кто–то с соседней улицы, кто–то, кого знаешь либо ты, либо друг твоего друга. Специально поддерживаемая иллюзия того, что и сам ты очень скоро уйдешь. Чтобы не умерла надежда.
— Без надежды Земля погрязла бы в анархии. Живущим под щитами нельзя себе этого позволить.