— Как Маттео решил сказать нам, что ты его девушка, когда он позвонил, а затем вывалил на тебя эту информацию.
Подождите минуту. Они не говорят о том, что он сделал с моим отцом? Я предположила, что он пришел, чтобы отстаивать свое поведение перед ней.
— Вы говорили именно об этом?
Мама кивает.
— Я сказала ему, что не могу поверить, что он выдумал эту историю только для того, чтобы увидеть твою реакцию. Но он сожалеет, ты это слышала, да?
— Ему есть о чем сожалеть, кроме этого, — бормочу я себе под нос.
Мама этого не слышит, но Маттео слышит.
— Где папа? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы вырвать тарелку у Маттео и взять вилку. Откусив кусочек, я прищуриваюсь и заставляю его сказать что-нибудь.
— Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, Маттео. Она определенно строит из себя недотрогу.
— Господи Боже, мама, правда?
Она фыркает и хлопает себя по груди.
— О, Деми. Я дразнила тебя! Маттео этого не говорил. Ты ведешь себя как ребенок. — Она указывает на тарелку.
Я откусываю тост.
— Ему не нужно есть. А мне необходимо.
Это застает ее врасплох, и она смотрит в пол.
— Ой, мне очень жаль. Я не хотела причинять тебе дискомфорт.
Бедняжка выглядит так смущенно.
— Мама, все в порядке. Я уверена, что Маттео оценит этот жест, верно?
Он поднимает одну из своих темных бровей, когда я смотрю на него. Затем, как хороший маленький вампир, он опускает голову.
— Да, Ирен. Спасибо, что приготовила мне завтрак, хотя я скорее накормлю Деми, чем оставлю все это для себя.
— Ты слишком преувеличиваешь, — говорю я, затем откусываю еще кусочек яйца. — Мама, а где папа?
— Он ушел с той женщиной Эвелин, она отвела его на стрельбище.
Я перевожу взгляд на Маттео и бросаю тарелку на стойку.
— Ты позволил ему уйти с Эвелин?
Мама фыркает и подходит ко мне.
— Что на тебя нашло? Она казалась мне очень милой.
— Она вампир и она чертовски сумасшедшая.
Мама с тихим рычанием, почти как у померанского шпица, тычет меня в грудь.
— Не ругайся при мне, маленькая сучка.
Маттео рассмеялся.
Я смотрю на него, затем качаю головой в сторону мамы. Она, конечно, шутит, мне разрешено ругаться, и она часто делает это сама.
— Мама, Эвелин…
Дверь открывается, и входят мой отец и Эвелин, как старые добрые приятели. Он улыбается ей и говорит что-то о своем любимом пистолете.
В юбке-карандаш и темно-синей блузке она едва ли выглядит одетой для стрельбы. Я перевожу взгляд на ее лицо и замечаю, как она нахмурилась. Она смотрит прямо на меня.
— Эвелин что, Деми?
Я откидываю голову назад и стону.
— Я не это имела в виду, Эвелин. Я просто…
— Ты только что имела в виду, что не доверяешь мне своего отца? Ты думала, что я причиню ему вред? — Ее голос хлещет, как кнут.
Мой отец смотрит на мою мать.
— Деми, Эвелин проводила мне экскурсию. Она была очень мила.
— Мне очень жаль, Эвелин.
— Все в порядке, Роб, я справлюсь. — Она похлопывает моего отца по плечу.
Затем она смотрит на меня и, черт возьми, если я не сделаю шаг назад, потому что то, что я вижу, нехорошо.
Мама даже прокрадывается дальше на кухню.
— Знаешь, для кого-то, кто так злится из-за того, что его недооценивают или подрывают его доверие, ты, очевидно, не относишься к своим друзьям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Может быть, тебе стоит посмотреть в зеркало и решить, действительно ли то, что сделал Маттео, было так уж плохо, или ты просто ужасно упрямишься, не желая простить ему ошибку.
— Эвелин, — говорит Маттео, его голос звучит как мягкое предупреждение, на которое она не обращает внимания.
— Нет, Маттео. Деми одержима желанием заставить тебя чувствовать себя виноватым, когда она делает то же самое со мной. — Она кладет руку на грудь. — Я бы никогда не причинила вреда твоей семье, Деми. Это действительно хреново, что ты думаешь обо мне самое худшее после всего, через что мы прошли.
— Мне жаль. — Я качаю головой и прикрываю рот рукой. — Мне очень жаль.
Она машет рукой перед собой, отвергая мои слова.
— Это всего лишь красивые слова.
Она поражает меня некоторыми суровыми истинами. Я веду себя немного упрямо, хотя все еще считаю, что имею право на свое разочарование. Я сделала именно то, за что так злюсь на Маттео. Я ей не доверяла. Я ожидала худшего.
Я не дала ей шанса. Чтоб меня.
— Эвелин. — Я подхожу к ней, убирая руку ото рта.
— Оставь это. — Она выбегает из квартиры, бросив меня с двумя очень недовольными родителями и Маттео.
— Деметрия Баррера, что это, черт возьми, было? — Голос папы гремит по кухне. — Вас воспитали лучше, юная леди. Эвелин заслуживает доброты, было бы глупо не заметить ту глубокую душевную боль, которую она пытается скрыть.