— А по-моему, очень даже везёт, — говорит Данил и серьёзно смотрит мне в глаза. — Ты меня уже три раза от смерти спас.
— Разве три?
Я хмурюсь и припоминаю вчерашний случай и случай шесть лет назад, когда я, собственно, хранителем и стал. Но третий-то откуда?
— Три, — кивает Данил, не отводя взгляда. — Четырнадцать лет назад, четырнадцатого февраля, в этом городе ты выхватил из-под колёс грузовика выскочившего на дорогу мальчишку и погиб сам. Тем мальчишкой был я.
— Вот оно как… — поражённо шепчу я.
Значит, это был он. Я спас моего Даню ещё тогда. Как же всё это странно, забавно и волшебно. Мы постоянно встречаемся, постоянно сталкиваемся, будто бы связаны чем-то, какой-то нитью. Нет, не хранительской, и не теми радужными нитями жизни. Какой-то другой нитью. Уж не её ли ритм я слышал в прошитой радугой тьме?
— Знаешь, я же ведь ещё тогда пытался тебя оживить, — шепчет Данил, пряча глаза. — Я видел потоки жизни, тянулся, умолял жить, но тогда ничего не получилось. Ты будто бы не хотел жить.
— А наверное, я и не хотел, — глухо говорю я и откидываюсь на спинку стула.
Даня поднимает глаза и вопросительно смотрит на меня.
Я вздыхаю. Раз сказал «А», нужно говорить и «Б». Чего уж теперь?
— Александр Шилов был другом не только Романчука, но и моим. И не просто другом, а…
Запинаюсь, не могу произнести это вслух. Не могу. Но сказать нужно. Это будет честно — сказать ему всё.
— Саня был солнышком, ярким, искренним, тёплым. Неудивительно, что я влюбился. Нам было по шестнадцать. Я признался ему в день своего рождения на берегу моря, и он принял мои чувства, ответил мне взаимностью. А когда мы возвращались в город, его сбила машина. Он оттолкнул меня, а сам погиб. После этого я никогда не праздновал свой день рождения и ни с кем не встречался. Нет, я не пытался свести счёты с жизнью, покончить с собой. Нет. Но и бороться за жизнь я тоже не собирался. Вот почему у тебя тогда ничего не получилось, — заканчиваю я.
В кухне повисает молчание.
Да, эту информацию нужно переварить. Мальчику нужно время.
— Как интересно и как странно узнавать о своей прошлой жизни, — тихо говорит Даня. — Вроде как, я. Но в то же время не я. А скажи… — кусает он губы, — сегодня, там, в зале, ты хотел меня поцеловать, потому что я Шилов? Или почему?
Он смотрит на меня прямо и честно. В душу заглядывает. На такой вопрос, на такой взгляд можно отвечать только правду.
— Потому что ты — это ты, — говорю я и не выдерживаю, опускаю взгляд. — Потому что полюбил тебя. Не помню, когда это случилось, но случилось. Я полюбил именно тебя, а то, что ты в прошлой жизни был Сашкой, — это совпадение. До вчерашнего дня я об этом даже не догадывался. Я отвратительный хранитель и, наверное, из-за меня у тебя так и не получилось завести ни с кем отношения, потому что я, эгоистичная и ревнивая сволочь, мешал этому. Но сейчас я не буду…
Наконец поднимаю на Данила взгляд и замолкаю. Он сидит неподвижно, прикрыв глаза, а по щекам его катятся слёзы.
— Даня, что случилось?..
А он с силой зажмуривается и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, остановить слёзы.
— Да, всё верно, — голос Данила едва слышно. — Всё именно из-за тебя. Только из-за тебя у меня так ни с кем ничего не получилось. Потому что всё это время я искал тебя. Только тебя!
Данил распахивает глаза и буквально вцепляется в меня взглядом. Пронзительно кричащим взглядом.
— Я одержим. Я болен тобой уже многие годы. И всё это время неустанно я искал тебя среди живых. Я знал, что ты умер, я понимал, что тебя не вернуть никак, что всё безнадёжно, и искал, искал, искал… И я больше никуда тебя не отпущу. Никогда.
Я смотрю на заплаканное лицо Дани, на это родное, милое лицо, и не могу ничего вымолвить. Кажется, я даже дышать разучился.
Это правда? Это на самом деле правда? Он искал меня? Меня? Все эти годы…
Голова идёт кругом, пол плывёт под ногами, но я всё равно срываюсь с места и падаю на колени перед ним, заглядываю в лицо, касаюсь ладонями щёк, волос, шеи, а он тянется ко мне губами, робко прикасается к моим. И я целую его губы. Такие тёплые, нежные, такие податливые и сладкие. Желанные. Проникаю в его рот, сплетаю наши языки, ласкаю и чувствую, как Даня прижимается ко мне, обнимает. А потом тянет за собой, медленно тянет. С трудом разрываю поцелуй и иду за моим мальчиком.
Мой мальчик… Мы оказываемся в спальне, и мой мальчик сбрасывает с себя одежду, поворачивается ко мне со всей невинной открытостью. Я не раз видел его обнажённым, но таким — впервые. Ошеломляюще восхитительный, безумно прекрасный, доверчивый ангел, тёплое солнышко, Даня…
— Я почти не верю, что это происходит на самом деле, — шепчет он, опускаясь на кровать. — Но даже если это сон, я хочу, чтобы это произошло хотя бы во сне. Пожалуйста!..
Он тянет ко мне руки, улыбается соблазнительно и в то же время так невинно, так искренне, что мир отступает, растворяется, проваливается в тартарары. Я вижу только его: моё сокровище, моё чудо, моё солнце.
Поспешно скинув одежду, обнимаю Данила, прижимаюсь к нему и на какое-то время замираю так. Потому что боюсь, что бедное сердце просто не выдержит и выскочит или разорвётся от счастья на куски.
Сколько я мечтал об этом, фантазировал, глядя на него в ванне, бесстыже подглядывая за ним. А теперь он не в фантазиях, а наяву лежит передо мной, и я могу прикасаться к нему по-настоящему, а не призрачной тенью. Могу!
Касаюсь губами его скулы, провожу языком по щеке, подбородку, щекочу шею, облизываю ключицы и ловлю каждый вдох, каждый стон. Когда добираюсь до сосков, они уже набухли и затвердели, так же, как и член, который я тихонечко ласкаю рукой.
— Не… не мучай меня… — выдыхает Даня. — Войди… пожалуйста. Смазка там…
Я не возражаю. Потому что прекрасно понимаю, что уже на пределе и вряд ли долго продержусь.
Зачерпнув мази, я аккуратно касаюсь ануса, и палец легко проскальзывает внутрь.
Да, Данил подготавливал себя вчера, и я наблюдал за этим. Чёртов извращенец! Наблюдал, даже не мечтая, что всё обернётся вот так.
Я действую бережно и решительно, хотя, наверное, не очень умело. И когда понимаю, что готово, запоздало вспоминаю про резинки.
— К чёрту их, — шепчет Данил и нетерпеливо льнёт ко мне.
А я почти рычу, едва сдерживаясь.
Я проникаю в него медленно и аккуратно, чтобы не взорваться сразу, усмиряю силу напора, пытаюсь не причинить моему мальчику боли или, по крайней мере, причинить её меньше. А Даня толкается мне навстречу, полностью раскрывается, обхватывает меня руками, вонзается пальцами в плечи, сам двигает бёдрами.
И у меня сносит крышу от желания и любви к этому чуду. Чуду, которое ждал и искал меня все эти годы! За что мне этот дар? Чем заслужил? Не знаю. Но Даня просто дарит мне своё безграничное тепло, свою любовь и нежность без остатка. Он просто дарит мне всего себя. И я тону в волнах счастья, тону в нём, в своём мальчике. Соединяюсь с ним, сливаюсь, дарю себя в ответ…
Оргазм короткой, яркой вспышкой накрывает нас обоих, и мы расслабляемся, но не выпускаем друг друга, лежим на кровати, обнявшись.
— Не сон? — шепчет Данил, глядя на меня во все глаза. — Это не сон?
Я мотаю головой и целую его в висок, а он с силой прижимается ко мне и утыкается в плечо. Плачет.
— Как бы мне хотелось, чтобы мы всегда были вместе, — говорит он. — И в этой жизни, и в следующей. Всегда. Чтобы мы, как бы ни разделяла нас жизнь или смерть, всегда находили друг друга и узнавали. Я многого прошу, да? Да… наверное, многого…
— Нет, — улыбаюсь я и глажу его мягкие волосы. — Не многого. И я даже знаю, как это сделать.
Да, знаю. Я теперь знаю, чем обернётся хранящийся во мне дар.
(с) Yueda
12. 01. 2018 — 15. 03. 2018