Что за фантазии?
Я моргнула раз-другой, будто дурной сон прогоняла, и взялась за ложку. От души зачерпнула сметаны, а мама тем временем сунула вымытую поварёшку в подставку и со вздохом опустилась рядом со мной. Погладила по плечу.
– Лиззи, родная... как хорошо, что ты вернулась. Папа на нет извёлся. Говорит, может, она и на праздники останется? Но я ему сказала: Лиза рассудительная девочка. Сама решит, как ей жить хочется.
– Прямо так и сказала? – сощурилась я. Знала, как мама паникует, едва дело нас с Яриком касается. – Ну а папа что?
– А что он мог? – махнула мама. – Побушевал да угомонился. Забыл, что сам молодым был... Ты лучше расскажи, как погода в горах?
– Снежная, – засмеялась я.
– Всё успели?
– Ещё бы! Мы…
Я осеклась. В памяти поплыли странные, точно наспех собранные картинки. Сперва блёклые, они набирались жизни, и вот перед глазами уже шумная гурьба моих бывших сокурсников. Теснятся в кабинках-гондолах, хохочут.
Я улыбнулась.
– Мы с ребятами на подъёмнике катались, на коньках. Много гуляли, шашлыки жарили… Да всё как у всех, что рассказывать?
– И снова ни одного совместного фото, – протянула мама с укором.
Я наморщила нос и зачерпнула побольше гущи из супа.
– Знаешь же, не люблю такое. К тому же телефон с горы спустила.
Мама ахнула.
– Как так? Ты же утром сказала, в снегу утонул!
– Так там, куда ни глянь, снег, – рассмеялась я и скисла. Помнила, как смартфон и впрямь, будто кусок мыла, выскользнул из рук и ухнул в бездну под смотровой площадкой.
Мама всё сокрушалась, что без связи нынче никуда, и надо покупать новый телефон. А я одно в толк взять не могла, с каких пор мне запотемилось селфиться?* Ещё и при таком ветре...
Ветер.
Холодный, злой.
Мой. Чужой.
...
Чей?
– Лиза? – тронула меня мама за плечо. – Что с тобой сегодня такое? Как муха сонная.
Я сморгнула наваждение.
– Устала, наверное, – вяло повозила ложкой в тарелке и глянула на маму. – Мам, ты права... Хорошо, что я наконец вернулась.
________
**селфиться – делать селфи. Фотографировать себя.
***
Мы болтали с мамой ещё пару часов, но то мне лишь в радость. Сложнее говорить с отцом. Уж он, едва явился с работы и вымылся, об одном спрашивал: сколько было парней, всё ли из нашей группы, кто и чем после института занят, кто курит, кто пьёт... Но зато после допроса – иначе это не назовёшь, – я твёрдо решила, что на будущей неделе перееду к себе.
Придётся родителям смириться.
К ужину мама сварганила пирог с рыбой и картошку с мясом в горшочках. А отец даже настойку клюквенную из тайника достал – коллега из Сибири привёз. Правда, от настойки я отказалась. Просто посидела с родителями за столом час-другой и, перемыв посуду, отправилась вещи разбирать. Но до комнаты не дошла. В квартиру с коньками наперевес ввалился Ярослав. Весь в снегу, щёки красные.
– Привет, Яр!
– Лизка! – завопил брат и метнулся меня обнимать.
Я завизжала, спасаясь бегством.
– Холодный! – хохотала я, пока Ярик, размахивал красными, как варёные раки, руками и хлестал меня сырым шарфом по коленкам и локтям. – Дурной, что ли?! Больно же!
Брат хохотнул и наконец угомонился.
– Сама дурная, – фыркнул он по привычке и расстегнул куртку. – Как отдохнула?
Я бодро вскинула большой палец, и Ярик хитро сузил глаза.
– Что пили-ели?
– Восемнадцать стукнет, расскажу, – съехидничала я, но брат не обиделся.
– Фотки-то хоть привезла?
– Ага. Сто штук, – откликнулась уныло и сложила руки в мольбе. – Яричек-братичек, дай телефончик Рите позвонить.
– А свой чего? – нахмурился брат.
Я развела руками и, кланяясь на каждое слово, комично затараторила:
– Своя не иметь. Своя потерять.