Снежинки в момент умерли. Исчезло волшебство.
– Не спишь? – шепотком окликнул рядом Леонард.
Голос тошнотворно заботливый... неужто видел, как Велор глупо улыбался снежинкам?
– Выспался, – холодно ответил кровопийца и ткнулся взглядом в ненавистный пейзаж за окном. – Не волнуйся, Лео. Я в норме.
– Уж вижу, – с горечью пробормотал тот. – Ты поспи хоть немного. Тебе силы надо возвращать. Неизвестно ещё, что ждёт дома.
Дома?! Вкус металла разлился на языке. Велор сильнее стиснул зубы и не стерпел.
– Я же сказал, всё-со-мной в порядке, Бернар. Отвяжись!
– Эй...
Леонард смолк. Пальцы его дрогнули, и когда Велор готов был сорваться на добряке-брате и выпнуть его из экипажа вместе с его проклятущей утешающей магией, Лео сунул руки в складки плаща и затих.
Какое счастье.
Велор болезненно усмехнулся, а экипаж дрогнул и перескочил на мощёное полотно. Лошади зашагали бодрее. Взбодрилось и семейство.
– Приехали почти, – вполголоса заметила Валери, брезгливо натирая запотевшее оконце.
– Глупости, – даже не глянул Велор на мать, – Руной нас в каорт Двора не пустят, а от границ Хладных пределов до Нур-Асера на лошадях не меньше мона пути. Хотя откуда тебе, матушка, знать? Ты, как истинная леди, вовек из столицы не выбиралась.
Повисла неловкая пауза. Валери оскорблённо провела по собранным на затылке волосам и застыла. Эдана неловко теребила рукав плаща, и только Эдмонд напротив Велора цокнул.
– Долго будешь ныть, братец? Сил нет смотреть на постную рожу. Гляди веселее! Едва прибудем, отыщу тебе самую умелую блудницу в Нур-Асера. Она мигом тебя развеселит.
– Эд, отстань от него, – толкнула Эдана брата плечом. – Не видишь, Велор... устал.
– Все устали, – откинулся Эдмонд на сидение. – Но это не повод траур носить. Главное, мы, спустя столько лет, дома. Темнейший согласился нас принять. Но даже если в порядке бреда допустить, будто мы могли взять Лиззи с собой... В Тёмных землях она бы и до столицы не дотянула. И мы с ней прилегли бы на первом же постоялом дворе. Кто стерпел бы человечку в землях Сореса? Ну? Молчите? Тогда я скажу. Людям здесь нынче не рады. Слышали, что дворчий вчера говорил? Федераты закрыли для наших границы. Мы закрыли свои в ответ. А теперь вопрос: как долго прожила бы девчонка...
– Эдмонд, заткнись! – Эда с размаху всадила кулак брату в плечо. – Лиза-не-просто-девчонка, ясно? – каждое слово сопровождалось ударом. – Не просто!
– Эдана! – ахнула Валери возмущенно. – Прекрати... колотить брата!
– Мам, а чего он?..
Но не встретив поддержки в глазах Велора, Эдана обиженно засопела и отвернулась к окну.
– Ну и, пожалуйста. Делайте вид, будто всё лучше некуда.
Снова воцарилось молчание. Даже Эд присмирел. Велор со вздохом оторвал взгляд от окна.
– Нет, Эдмонд прав, Эда. Мы на Иппоре. Мы вернулись. Это главное. Но не отрубят ли нам головы, едва доберёмся до столицы? Я сомневаюсь. И даже если так... какое счастье быть погребённым на родной земле. Правда?
Эдана закусила губу, будто вот-вот разревётся, а Валери на выпад сына лишь головой с укоризной покачала.
– Велор, напрасно ты так. Темнейший проявил милость. Он готов нас выслушать. Уже добрый знак.
– И легенда у нас железная, – хлопнул Эд по кожаному мешку, испещрённому рунами. – Голова Натаны у нас. Значит, и козыри тоже.
– Повторяю, Темнейший проявил милость, – склонила голову Валери в знак почтения. – Бояться нечего.
– Ты знаешь меня, мама, – Велор до того раздражённо дёрнул плечом, что Лео не утерпел и коснулся его локтя. – Немилость Темнейшего – в ряду последних, что способно меня напугать.
– Тогда постарайся сдерживать яд хотя бы на приёме.
– Разумеется. Правила хорошего тона я, пусть смутно, но помню.
Валери сцепила пальцы в замок и отвернулась, как делала всегда, когда слышала не то, что хотела, и Велора разобрало странное... веселье. Неправильное.
– Мама, Велор... я прошу! – Леонард, будто между двух огней застрявший, со стоном обхватил голову руками. – Не ссорьтесь хотя бы во имя Сореса! Мы на Иппоре, верно? Мы – перешли. Мы выжили! И теперь важно узнать, на самом ли деле жив отец. И если Натана не солгала, мы обязаны вырвать его из лап Федерации! Но поодиночке... Проклятье, да поодиночке нас тут выщелкают, как орехи!