В конце концов волна разрушения захлестнула и дворец. Начиная с нижних этажей, он развалился на мириады рубинов, которые канули в облака. Самый высокий шпиль рассыпался прямо перед тем, как световая вуаль пожрала окружающее его пространство. Гигантская крепость Айнкрад была полностью уничтожена, и остались в этом мире лишь несколько облаков да маленькая платформа, на которой сидели мы с Асуной.
Вряд ли у нас оставалось много времени. Сейчас мы пользовались короткой отсрочкой казни, которую нам милостиво дал Каяба. Когда мир будет стёрт, нейрошлемы выполнят свою последнюю команду, и тогда уже точно всё закончится.
Я обнял лицо Асуны ладонями и медленно прижался губами к её губам. Это был наш последний поцелуй. Я хотел каждое оставшееся мгновение потратить на то, чтобы запечатлеть само её существование в своей душе.
— Вот и расстаёмся.
Асуна покачала головой.
— Вовсе нет. Мы исчезнем вместе. Значит, мы останемся вместе навсегда, — прошептала она ясным голосом, затем повернулась у меня в руках и взглянула прямо мне в глаза. Склонив голову чуть набок, она улыбнулась.
— Слушай, скажи мне своё имя, Кирито-кун? Своё настоящее имя?
Сперва я даже не понял. Потом до меня дошло, что она имела в виду моё имя в том мире — имя, которое я оставил два года назад.
Воспоминания о днях, когда я жил другой жизнью и под другим именем, казались историями какого-то другого, далёкого мира. Имя всплыло из глубин моей памяти, и я произнёс его, ощущая нахлынувшие внезапно странные эмоции.
— Киригая… Кадзуто Киригая. В прошлом месяце мне должно было исполниться шестнадцать.
И в это мгновение я почувствовал, как время вновь стало тикать для другого меня. Сознание Кадзуто, погребённое глубоко внутри мечника Кирито, медленно пробуждалось. Я почувствовал, как толстая броня, которой я окружил себя в этом мире, начинает кусочек за кусочком отваливаться.
— Кадзуто… Киригая-кун… — проговорила Асуна, сосредотачиваясь на каждом слоге, затем рассмеялась немного озадаченно. — Значит, ты младше меня. Я… Асуна… Юки. В этом году мне исполнилось семнадцать.
Асуна… Юки. Асуна Юки. Я вновь и вновь повторял мысленно эти пять слогов, самые прекрасные из всех, которые я когда-либо слышал. Внезапно на глазах у меня проступило что-то горячее.
Мои эмоции, застывшие в вечном закате, наконец пришли в движение. Боль пронзила всё моё существо, словно сердце разрывалось на части. Впервые с того дня, когда я оказался в плену этого мира, слёзы текли по щекам свободно. Комок подступил к горлу. Я крепче сжал руки и разрыдался как ребёнок.
— Прости меня… прости… Я обещал… отправить тебя обратно… на ту сторону… Но я…
Продолжать я не мог. Ведь в конечном итоге мне не удалось спасти самого дорогого для себя человека. Из-за моей слабости её жизненный путь, который должен был быть ярким и солнечным, оборвался. Моё раскаяние нескончаемым потоком слёз лилось из глаз.
— Всё хорошо… всё хорошо…
Асуна тоже плакала. Её сверкающие слезинки бриллиантами падали одна за другой и тут же исчезали.
— Я правда была счастлива. Это время, когда я познакомилась с Кадзуто-куном и жила с ним вместе — это было лучшее время во всей моей жизни. Спасибо тебе… И я люблю тебя…
Конец мира надвинулся вплотную. И гигантскую стальную крепость, и безбрежное облачное море — всё уже поглотило яркое сияние; остались лишь мы двое. Пространство вокруг нас кусочек за кусочком погружалось в это сияние, распадалось на яркие искорки света, исчезало.
Мы с Асуной крепко обнялись в ожидании конца.
Свет словно очищал наши чувства. Во мне оставалась одна только любовь к Асуне, больше ничего. Я продолжал произносить её имя, даже когда всё распадалось и разрушалось.
Я видел лишь свет. Всё утонуло в свете, превратилось в частички света и исчезло. Улыбка Асуны растворилась в сиянии, которое поглотило весь мир.
«Я люблю тебя… я люблю тебя…»
Её голос сладким колокольчиком звенел в моём пока ещё не угасшем сознании.
Последняя черта, разделявшая нас, была стёрта; мы стали единым целым.
Наши души проникли одна в другую, слились — и распались.
И наконец мы перестали существовать.
Глава 25
В воздухе висели запахи.
Это поразило меня даже больше, чем то, что моё сознание по-прежнему существует.
Воздух, поступающий мне в ноздри, нёс прорву информации. Резкий запах дезинфекции. Запах высохшей на солнце ткани. Фруктово-сладкий аромат. И наконец, запах моего собственного тела.