— Верно. В книжных магазинах Центории полно детских книжек про Беркули. Но я думаю, почти все эти истории — выдумки, сочинённые уже после его смерти. Как бы там ни было, до своего бегства из столицы Беркули принадлежал к роду Хёрленц.
— Ясно. Значит, вот как всё было…
Мне вспомнилось, что Эльдриэ Синтесис Сёрти Ван до превращения в рыцари тоже был известен под другим именем: Эльдриэ Вулсберг. Поэтому ничего удивительного, что у Беркули, да и у всех остальных рыцарей — если они не являлись безродными крестьянами с окраин — были настоящие фамилии.
— Но разве в Северной Центории жили аристократы Хёрленцы?.. — пробормотал я.
Почти все знатные отпрыски поступали в имперскую академию мечников, поэтому я за время обучения узнал немало известных фамилий, но «Хёрленц» среди них не было. Пока я крутил головой, силясь что-нибудь вспомнить, Эолайн пожал плечами и объяснил:
— Неудивительно, что ты о них не слышал: род Хёрленц прервался примерно в сотом году по календарю мира людей, когда не оказалось наследников. Фамилию возродила второй командир рыцарей единства Фанацио Синтесис Ту, которая произвела на свет ребёнка Беркули. Позднее её сын стал известен как Берче Хёрленц Форти, третий командир рыцарей единства.
— Гхе! — На сей раз я всё-таки поперхнулся чаем и зашёлся кашлем.
— Эй, Кирито? Всё хорошо?
Эолайн привстал, но я остановил его взмахом руки. Кое-как отдышавшись, я закричал:
— У… у Фанацио и Беркули был ребёнок?! Они состояли в отношениях?!
— Как тебе сказать… Я удивлён, что для тебя это новость.
— Просто… Та Фанацио, которую я знал, была настоящей фурией, убивавшей мужчин за то, что они увидели её лицо… — пробормотал я, но затем кое-что вспомнил.
Когда после окончания всех битв мы вернулись к Великим восточным вратам и встретились с Фанацио, та выглядела совсем не как раньше. Она больше не носила шлема и всячески поддерживала нас с Асуной, словно заботливая подруга.
Но это означает, что в то время она уже носила под сердцем ребёнка Беркули. А родился он, видимо, через несколько месяцев после заключения мира с Дарк Территори? Чудовищно обидно, что мои воспоминания обрываются раньше.
И раз уж на то пошло, возможно, мне всё-таки нужно воскресить в памяти события, произошедшие в Андерворлде после Войны двух миров, ради успешного выполнения нашего задания? Пускай даже не двести лет, но нельзя ли мне вернуть хотя бы пятьдесят? Или в таком случае моя личность круто изменится, потому что внутренний возраст подскочит до семидесяти?
Я встряхнул головой и снова посмотрел на Эолайна. Хотя он и скрывал половину лица под маской, многое в нём, начиная от телосложения и заканчивая мелкой жестикуляцией, напоминало мне о Юджио. После нашего знакомства во время моего предыдущего погружения и до этого дня я задумывался также и о том, что он может быть потомком Юджио.
Однако если Эолайн говорит правду, то он, оказывается, потомок не Юджио, а Беркули. И всё же…
— Хмм… — протянул я и почувствовал, что командир пилотов единства будто бы нахмурил скрытые под маской брови. — Ой, нет, я тут просто подумал… — всполошился я и объяснил: — Надеюсь, ты не обидишься, но ты не очень-то похож на Беркули…
На губах Эолайна вновь появилась циничная, совсем не как у Юджио, ухмылка.
— Скорее всего, так и есть. Ведь я приёмный сын.
— П-приёмный? То есть… в тебе нет крови Беркули?
— Думаю, нет. Потому что нынешний председатель Совета звёздного мира, Оварс Хёрленц, очень похож на уцелевшие портреты Беркули.
— Оварс… — Я несколько раз повторил про себя новое имя. Нет, я однозначно слышал его впервые. — Получается… Этот Оварс — твой отец, Эолайн.
— Вроде того. Только, строго говоря, приёмный. — Когда Эолайн отвечал, создалось впечатление, что слова даются ему немного труднее, чем обычно. Я невольно уставился в его глаза за линзами кожаной маски. — Что такое?
— А, нет… Просто мне показалось, что у тебя с отцом не очень-то складываются отношения…
Командир пилотов единства разинул рот от изумления, а затем ухмыльнулся как никогда широко — возможно, чтобы не показывать смущения.
— Подловил ты меня… Нет, ты не подумай, мы с ним не на ножах. Я благодарен ему за то, что вырастил, и уважаю его как военного и как политика. Наверное, он и сам любит меня так же, как своих родных детей… — тихо говорил Эолайн, глядя в окно, затем вдруг посмотрел на меня. — Почему я рассказываю об этом тебе, хотя мы едва знакомы?