— Но если он сам…
— Про то, чего он сам хочет, мы с вами уже говорили, и вообще…
Самоваров снова ненужно разгорячился, и даже поставец в покое оставил— не выдержит тонкая работа взбудораженного ума и непослушной шалой руки. Он повернулся к Андрею Андреевичу. Тот застыл в углу дивана и казался очень маленьким, щуплым. Солнечный зайчик сполз с его золотой головы на потёртый репс диванной обивки.
— Вы меня, Николай Алексеевич, всегда сражаете силой своей убеждённости, — сказал Смирнов без улыбки. — Даже спорить неловко. По правде говоря, я думал, когда вы увидите Шелегина, то…
— Скажите, а он действительно ноты различает, музыку? — спросил Самоваров.
— Как ни странно, да. Ноты читает свободно, массу музыки помнит и узнаёт. Даша даже врёт, что он сочиняет. Вот этому не верьте. Явный бред! Но там, где музыка, в памяти у него не провал, а наоборот — выступ, что ли. И при этом фамилию собственную он напрочь забыл. Я же говорю, психиатры пылинки сдувать с него должны. Уникальный случай! А про сочинительство не верьте.
— Но почему?
— Неспособен. Он ведь и до травмы своей занимался композицией. Но увы… В Союз композиторов его не приняли: так слабенько там показался, что отсеяли сразу же. Не дано, значит. Талант ведь — это привет от дьявола. А в Шелегине дьявольского ничего нет, вы же видели. Он и до аварии тусклый очень был. Негде дьяволу спрятаться!
— Так ли уж всё мистически? — усомнился Самоваров.
— Конечно. Талант — хворь, болезненное искривление. Значит, зло. Значит, дьявол. Вы про Тартини байку знаете?
— Не знаю. Даже понятия не имею, кто это такой.
— Композитор, скрипач. Жил в XVIII веке. Это вам что-нибудь говорит? Ах да, что это я! Вы ведь знаток стильной мебели и изящных искусств — значит, имеете представление о тех романтических временах. Джузеппе Тартини — итальянец, как и наш общий друг — был буян, скандалист, наверняка пьяница и при этом виртуоз (что странно!). Он видел сон. Приснился ему чёрт с рожками и сказал: «Продай мне душу!» Почему-то тогда этим все бредили. Верили всерьёз! Многим такого договора очень хотелось — жадным до жизни. Теперь все желают подобной сделки, только где они, эти черти? Никому наши души не нужны. И что такое душа, кроме чертей, похоже, никто не знает. Но я не об этом …
Андрей Андреевич махнул рукой и продолжил:
— Так вот, пьющий скрипач Тартини во сне продал чёрту свою душу и собрался взамен потребовать себе чего-нибудь хорошего, как старик у золотой рыбки. Долго чесал затылок, чего бы пожелать. Корыто у него, наверное, уже было — и он подумал о деньгах, женщинах и вине. Но чёрт лучше знал, чего ему нужно. Чёрт взял скрипку, скорчил рожу — прими, мол, меня в свой оркестр, Тартини, я неплохо пиликаю — и начал играть. Музыку Тартини услышал невероятную, со всякими вывертами и трелями. От восторга ему перестало хватать воздуха, сердце приготовилось разорваться, и чёрт провалился к себе в преисподнюю. Проснулся Тартини весь в поту и в слезах счастья, бросился записывать чёртову музыку. Но вы ведь знаете, как бывает — чем больше силишься сон вспомнить, тем быстрее он исчезает. Сидишь, воздух руками хватаешь — вот оно! только что тут было! Только какое оно? И было ли? Короче, Тартини под впечатлением этого сна написал сонату и назвал её «Дьявольские трели». Или «Трель дьявола». Переводят по-разному, но суть ясна. Однако сам он признавался, что это совсем не то, что он слышал от чёрта. Как ни старался, не вышло! И в самом деле не то.
— Вы эту музыку слышали? — спросил Самоваров.
— Конечно. Уверяю вас, ничего дьявольского. Зато сам Тартини после этого случая хотел совсем музыку бросить — понял, от кого она исходит. И боязно было — вдруг договор в самом деле состоялся? Потом, правда, снова играть начал — кормиться-то надо. Так что конец истории самый банальный. Вы хотели бы такого чёрта повстречать, а? Мне иногда очень хочется.
— А разве там, в Таиланде?.. — начал Самоваров.
Андрей Андреевич его не понял:
— В каком ещё Таиланде?
— Где вы «Простые песни» написали.
— А, там… Ну да, что-то было в этом роде. Я доволен, что у меня всё Таиландом ограничилось. А то ведь мучился бы, не знал нормальной человеческой жизни. Гормональный всплеск — наверное, это и есть теперешние черти, что покою людям не дают. Медицинское явление. А я практически здоров.
— А вот Шелегин нездоров, — напомнил Самоваров. — Почему вы не верите, что его посещают черти?