— Да. Коля, ты явно нездоров, — теперь уже уверенно сказала Вера Герасимовна. — Тебе тоже надо поколоться.
— Ещё как надо!
— Это не повод для шуток. У тебя неадекватные реакции и явно депрессивное состояние. Тебе к Кихтяниной нужно! Она лучший психолог в городе и очень помогла Алику после смерти его обожаемой жены. Чем поколоться, она тоже скажет. Сами мы к ней через Витю попали. Попробуем и тебя тем же путём устроить: записать на программу для малоимущих и социально неадаптированных. Представь, лечение на высшем уровне — и бесплатно. Прелесть!.. Ты меня слушаешь? Коля!
— Да!
— Ты согласен? Записать тебя?
— Да.
Самоваров готов был соглашаться со всем, что скажет Вера Герасимовна. Ведь она произнесла нужное слово: витаминчики. Он горячо пообещал лечиться чем угодно, проводил Веру Герасимовну до двери и сразу же стал названивать майору Новикову.
— Дело Щепина, убиенного укольчиком, ещё не закрыли? — поинтересовался он, когда Стас, явно что-то жуя, поприветствовал его из неизвестных телефонных далей.
— Нет пока. Но глухо. Алкаши ничего путного так и не сказали, хотя болтают страшно много.
— Тогда послушай трезвого человека. Я кое-что вспомнил.
— Не прошло и полгода…
— Что я могу сделать, если так устроена человеческая память! Я подозревал: Щепин в последнюю нашу встречу болтнул нечто любопытное. Я вполуха, конечно, слушал. Полной уверенности нет…
— Ну чего ты тянешь и мылишь? Или соврал, что трезвый?
— Понимаешь, надо выяснить, это правда или так, пустяки, стариковская болтовня. Щепин-Ростовский мне говорил, что Тверитину какие-то витаминчики кололи для омоложения и бодрости. От них поэт даже в пляс пускался. Почему-то Щепин считал, что именно от этих витаминчиков его друг и отдал концы. Если учесть, что самому Щепину впоследствии тоже сделали укол…
— Врачи-убийцы? Ты на это намекаешь? Но зачем им эти чёртовы пенсионеры?
— Не знаю. Установить, кто и что колол Тверитину, несложно. В отличие от Щепина, он весьма тщательно наблюдался в поликлинике деятелей культуры.
— Проверим, — сказал Стас. — Не хотелось бы пустых хлопот, но раз ты считаешь…
— Я не гарантирую, что дело в витаминах! Но это именно то, что я всё время хотел вспомнить. Плохонькая, да зацепка. Написал же Щепин на бумажке, что я не верю чему-то! Может, как раз про витаминчики и уколы? Я знал, что помню нечто странное, но в памяти один кот с бакенбардами торчал перед глазами. Теперь вот прояснилось…
— Что за кот? — удивился Стас.
— Тот самый, за которым убийца чашки вымыл.
— Тогда это выдающийся кот. Ты, Колян, напрягись — может, тебя снова озарит. Или сон вещий увидишь.
— Издеваешься? — обиделся Самоваров. — А между тем убийца мог проникать к старикам под видом медсестры. Или вместе с медсестрой. А потом они вдвоём убирались, чтобы уничтожить следы борьбы, и вешали тряпочку на батарею.
— Никаких следов борьбы! Убийца подмёл мастерскую, а мусор ссыпал в помойное ведёрко. Никаких осколков посуды, выбитых зубов, клочьев драных пиджаков и прочего там не обнаружено. Только полведра пыли и столько же сухого кошачьего дерьма.
Глава 13. Портрет девушки в белом
— Я не ожидала, что ты так можешь, — сказала рыжая Анна Рогатых, глядя на дипломную Настину картину с сумерками и с Самоваровым.
Настя сама понимала, что получилось у неё то, чего прежде она никак не могла добиться. Таинственная, цветная, лихая, безоглядная живопись, в которой нет ничего ученического! Или почти ничего.
— Не ожидала, — повторила Анна. — Ты ведь такая молодая! Художников я вообще-то уже встречала: двое у нас в училище актовый зал расписывали. Сделали дрянь. Я всегда считала, что настоящее бывает только у классиков, которые давно умерли. Или у пожилых дяденек с бородами.
— У бородатых тоже полно дряни, — заметила Настя. — И даже у классиков, между нами. Я вот что думаю: тут в музее уже есть холст — готовый, грунтованный. Я собиралась писать натюрморт. Может, ты мне прямо сейчас попозируешь? Не дожидаясь гастролей и Голландии? А то за эти полтора месяца всякое может случиться.
— Что, например? — удивилась Анна.
— Например, у меня времени не будет — диплом на носу. А ты можешь влюбиться в голландца и остаться с ним навеки. Или, наконец, перекрасишься в фиолетовый цвет, который меня не устроит. Да мало ли что! Иван Петрович всегда готов начудить.
— Какой Иван Петрович?
— Так один наш знакомый сумасшедший называет судьбу. Давай начнём прямо сейчас?