Самоваров нахмурился. Да, Настя постаралась на совесть! Скоро детсадовцы облекут его своим доверием и поручат разыскивать потерянные в песке совочки или мячи, закатившиеся под диван.
— Девчонки! — торжественно объявил Самоваров. — Как юрист говорю: самое лучшее, что вы можете сделать — это не лезть во взрослые дела.
— Но Мишка над нами смеётся! Говорит: «Не видать вам, пищалкам, никакого вокального центра как своих ушей». Это несправедливо! — возмутилась Диана.
— Согласен, Мишка поступает бестактно. Но Андрей Андреевич Смирнов — законный наследник покойного владельца дома. Если в тексте завещания нет специальных оговорок — а их, судя по тому, что Андрей Андреевич связался с руководством банка, нет — он вправе распоряжаться имуществом по своему усмотрению. В том числе и продать.
— Он же другое говорил по телевизору! — не могла успокоиться Диана.
— Это дело его совести. Не переживайте так, девчонки! Разве вам без этого дома плохо живётся? К тому же вступить во владение наследством Андрей Андреевич сможет только через полгода — такой срок положен по закону.
— Значит, у нас есть ещё полгода! — радостно запрыгала на диване Аврора.
Что-то деревянное под нею звонко треснуло — неужели рама? — а чайный столик накренился. Футляр с виолончелью лениво лёг набок.
— Завтра же насыплем ему в карманы блинной муки! — ликовала Аврора. — Стул лучше мазать не «Фантой», как в прошлый раз, а сиропом от кашля. Он липкий и вонючий. И жвачки всюду, жвачки налепить!
Самоваров удивился:
— За что вы собираетесь мучить бедного Андрея Андреевича?
— Он предатель, — с жестокой улыбкой сообщила Аврора. — Дедушка этот, Матвей Степанович, который умер, был с тараканами в голове. Но совсем неплохой! И он на самом деле очень хотел сделать в своём доме вокальный центр. Всегда нам рассказывал, что происходит из старинного рода, а в комнате с налепленными цветами раньше танцевали его тётки. Он говорил, что тётки были очень несчастные, хотя красоты необыкновенной. То ли их расстреляли, то ли раскулачили — не помню. Матвей Степанович хотел, чтоб в комнате с цветами всегда пели, и чтобы музыка играла. А там будет валютный отдел Мишкиного банка!
— Сам красавчик собирается на ПМЖ в Нидерланды, — добавила Диана. — Даша это точно знает. Стало быть, он «Ключи» тоже предаёт. Но если остаётся ещё полгода, то мы ему такое устроим! И Даша с Вагнером всё успеют.
— Эти двое тоже жвачки к стульям приклеивают? — спросил Самоваров.
Аврора посмотрела на него разочарованно.
— А Даша говорила, вы всё знаете! — протянула она. — Нет, они другой прикол придумали. На какое-то мая в Вене назначен концерт Дашиного отца. Дирижировать будет сам Гюнтер Фишер. Целый концерт, представляете! И старые вещи играть будут, что он до аварии написал, и новые. Это всё Ромка Вагнер устроил! Он по Интернету с Фишером связался, потому что немецкий знает, как родной. Вернее, родной он ему и есть.
Самоваров сделал вид, что ничего не понял:
— Причём тут Андрей Андреевич?
Аврора округлила блестящие серые глаза:
— Это будет сенсация! Дело в том, что «Простые песни»…
Диана толкнула сестру под крутой бок, и та сразу прикусила язык. Самоваров понял: юные богини уже знают, что обнаружено в жёлтом шкафу Союза композиторов.
— В общем, это будет сенсация, — закончила Аврора фразу.
Диана между тем усиленно обдумывала новые козни.
— Полгода ещё? — проговорила она. — А не пора ли рассказать обо всём кое-кому?
И она двумя растопыренными пальцами показала Авроре рожки.
— Точно! Это будет прикол! — злорадно согласилась та. — Она ведь его любовница! И её в Нидерланды насовсем не возьмут. Тогда она его так достанет — не позавидуешь! Пошли быстрее! Она ещё, кажется, репетирует с маленькими!
Обе сестры разом вскочили. Не прощаясь, цепляя виолончелью встречные предметы мебельного антиквариата, они ринулись к двери. Их решительные нелёгкие шаги сотрясли половицы и стихли в направлении Мраморной гостиной.
«Какие кошмарные дети! — подумал Самоваров. — С ног до головы кошмарные. Их надо переименовать в Лушу и Феклушу!»
Зловредные сёстры, похоже, быстро проделали намеченные пакости. Когда к вечеру Андрей Андреевич Смирнов привычно заскочил к Самоварову, то на его дорогом пиджаке, посреди спины, уже красовались следы недавно отодранной жвачки.
Он устроился в любимом уголке, поёрзал, поискал удобную позу и вдруг заметил: