Андерсен был очень услужлив. И в такой же степени мнителен. Эдвард Коллин пишет в своей книге об Андерсене: «Относительно еды и питья он проявлял особенную осторожность, легко переходившую в мнительность. Вот пример. Долгое время он обыкновенно каждое утро выпивал у нас чашку салепного отвара; однажды девушка, против обыкновения, приготовила отвар на кухне; нельзя было и убедить А. дотронуться до чашки, — он боялся, что девушка, пожалуй, ошиблась и вместо мелкого сахара всыпала в отвар мышьяку».
Он был странен во многом. В путешествия брал всегда с собой верёвку, чтобы с её помощью спастись от пожара. Боялся, что его похоронят живым, часто, болея, оставлял на столе записку, где писал, что только кажется, что он умер.
Жизнь его была трудна, одинока, порою он сам боялся себя... Ещё во времена юности он подвергался нередко «болезненным настроениям фантазии».
А вот строка из писем гимназических: «Я несчастный душевнобольной». Состояние это часто возвращалось к нему.
Записка, найденная среди бумаг Андерсена после смерти, относится примерно к 1848 году, когда ему было сорок три года: «Я много слышал об англичанах, одержимых сплином; это особенное свойство, смахивающее на грусть, часто доводит их до самоубийства; я страдаю чем-то подобным же».
Как это напоминает мне дневники Л. Толстого, когда он прятал от себя ружье. И тот и другой гений боролись с этим состоянием и побеждали его, Андерсен, как правило, в путешествии, Л. Толстой усилием одной лишь воли... Но сквозь эти испытания проходят далеко не все.
От тоски его тянуло на люди... Его чтение в некоторых домах было приятно, его ждали, но, порой, чтение им своих произведений было мучением для всех...
«Я обрадовался бы хоть самому чёрту!» — однажды воскликнул он, когда надоел всем, кому можно было прочесть написанное.
Женщины не любили его. Первой значительной встречей с женщиной можно считать чувство к Риборг Boйт, это была двадцатичетырёхлетняя сестра его школьного друга. Андерсен был на год моложе. Видимо, первое чувство осталось самым сильным. Когда Андерсен умер, у него нашли кожаную сумочку со старым письмом от Риборг — как и просил сказочник, письмо немедленно сожгли, так и не узнав, что там написано.
Луиза Коллин была совершенно безразлична к. Андерсену.
Йенни Линд, певица, «шведский соловей», тоже не отвечала ему взаимностью, когда она вышла замуж, Андерсен с трудом пережил это...
К концу жизни им овладела какая-то апатия, усталость, он провёл несколько лет перед смертью едва ли не в полном одиночестве, любил вырезать фигурки из бумаги. Умер от рака печени.
...Пожалуй, только в последние десять лет жизни его почти не ругали, как бы исчерпав запас ругательств — он был уже известен всему миру, хотя обида, что стал он известен в Европе гораздо раньше, чем на родине, не пропадала... Многие думали: ну что ж, для сына башмачника он хорошо устроился: его любят коронованные особы, народ хорошо к нему относится... У него есть орена и чины, чего ещё желать человеку?
Если бы не эти последние десять лет, можно было бы с полным основанием сказать, что он умер, не понятый в родной стране. Один умный человек верно заметил, что следует отдать справедливость землякам Андерсена: они не понимали его и мешали ему, когда могли и в чём могли.
Если бы признание не пришло к нему из-за границы, я думаю, он никогда не получил бы его на родине. Но оно пришло, пришло, пришло...
Мышление Андерсена одушевляет всё вокруг, до него у романтиков, разумеется, встречались подобные приёмы, но он с наибольшей силой ввёл их в литературу. Помните Чехова? «Вот пепельница, хотите, завтра будет рассказ». Это путь Андерсена. Только великий сказочник шёл много более трудным путём, ведь его произведения одинаково содержательны и для детей, и для взрослых.
Любая сказка Андерсена существует как бы в двух вариантах: взрослом и детском... Андерсен в любой момент мог сказать: «Вот скорлупа, хотите, будет «Гадкий утёнок»?» Или: «Вот анекдот, завтра будет готов «Голый король». А видите, в том конце улицы — развалюха. Сегодня я начну о ней сказку, она будет называться «Старый дом». За всем этим — ДАР. Он не поддаётся анализу. Для нашего сказочника всё вокруг думает, веселится, горюет, поёт, любит, ненавидит, страдает, разговаривает... Все-все-все. И всё-всё-всё... Сказок подобного типа никогда в мире не было.