— Но я собирался поступить точно так же и с четырьмя меарскими офицерами, — сказал Келсон, делая наконец не до конца искреннюю попытку прекратить укорять себя.
— Может, и собирался. Но не поступил.
— Нет. Я заставил тебя выполнять мои обязанности. Я даже этого не сделал сам.
Морган вздохнул. Наконец-то они добрались в разговоре до той точки, к которой стремился сам Морган, надеясь что Келсон все поймет и извлечет урок из происшедшего.
— Это верно, мой принц, — сказал он негромко, кладя руку на плечо Келсона и легонько массируя тугой узел мышц, сжавшихся под его пальцами. — Но я принял на себя эту ношу, зная, что ты сможешь кое-чему научиться благодаря моему труду. В следующий раз ты справишься лучше. А пока… пока что ничего страшного не случилось. Поверь мне.
— Наверное, ты и в самом деле прав, — вынужден был признать Келсон.
На него вдруг навалилась бесконечная усталость, и он с благодарностью позволил Моргану перейти от простого, физического массажа к более глубокому эзотерическому воздействию, и вскоре погрузился в сладкое забытье мирного сна, навеянного на него Морганом.
Глава пятнадцатая
К тому времени, когда Дугал и его угрюмый эскорт добрались до большой рощи, в которой можно было укрыться, уже почти окончательно стемнело, и Дугал буквально качался в седле, и из-за физической усталости, и из-за куда более изматывающего эмоционального страдания, которое он испытывал с того момента, как покинул поле сражения в долине Дорна.
Лишь Кьярд и еще трое оставались с ним, несмотря ни на что. Но их неодобрение окружало его как некое плотное покрывало, жесткое и давящее, — но едва ли Дугал мог укорять их за это. Они ведь не знали, что Дункан прислал приказ оставить его и скакать за помощью к Келсону; они просто видели, что их молодой лорд дезертировал, бросив своего командира посреди битвы, и приказал им сделать то же самое. Не могли они знать и того, какой ценой далось Дугалу послушание, или насколько возрастала эта цена каждый раз, когда Дугал пытался мысленно прорваться к Дункану, но в ответ так ничего и не услышал…
Изо всех сил стараясь справиться с отчаянием, которое порождала в нем его личная тяжелая утрата, Дугал соскользнул на землю и ослабил подпругу своего коня; нагнувшись, он из-под лошадиного брюха посмотрел на Кьярда, в то время как его опытные руки кавалериста машинально скользнули вниз по влажным от пота ногам коня в поисках ран или каких-то повреждений. То, что в течение последний четырех часов его верный слуга и помощник молчал, ранило Дугала почти так же сильно, как молчание отца. Кьярд и трое остальных отвели своих лошадей на другую сторону поляны, и там принялись расседлывать; в лесной тьме они казались не людьми, а лишь смутными тенями, но Дугалу и не нужно было видеть их чтобы прочесть в их умах презрение к нему. И ему никогда не случалось ощущать, чтобы Кьярд до такой степени гневался на него.
Слегка содрогнувшись, он отключил свое восприятие Дерини, не в состоянии больше выносить психологическую изоляцию, психологическое отъединение от него сопровождавших его людей. Сняв седло с потной спины своего жеребца, он слегка покачнулся от усталости, опуская седло на землю; потом он начал обтирать животное пучками травы, счищая пот и грязь с некогда шелковистой шкуры, и позволив себе, хотя бы на несколько минут, совсем другие психологические переживания, далекие от тех, что заставляли болеть все его тело. Наслаждение жеребца простой процедурой и нежная привязанность животного, выражавшаяся в том, что конь старался прижаться вспотевшей головой к рукам Дугала, отскребавшим с него грязь, пролились в сознание Дугала как некий утешающий бальзам, помогая ему отвлечься от неприязни людей, занимавшихся тем же, чем и он, только на другой стороне поляны.
Он представления не имел, чем он займется, когда закончит обихаживать коня. Он знал, что должен попытаться установить связь с Келсоном, как приказал ему отец, но он не должен был позволять себе слишком много думать о человеке, отдавшем этот приказ. Ведь если уж он не сумел дотянуться мысленно до Дункана, который физически находился гораздо ближе к нему, по крайней мере сначала, то у него наверняка почти нет шансов пробиться к Келсону. И все же он должен попробовать. Но ему придется делать это в одиночку, да к тому же ощущая присутствие совсем рядом людей, излучающих отвращение и гнев, и эти чувства направлены на него…