Он вздохнул, подвинулся, и звяканье цепи, задевшей каменную балюстраду, опять вернуло его к действительности. Пока Морган витал в облаках, внизу вместо голоса Келсона зазвучал какой-то другой голос — быстрый взгляд в просвет меж занавесей помог удостовериться, что это — архиепископ Браден. За несколько секунд до того, как поднялся дверной засов, Морган почуял приближение короля, несмотря на то, что ум его был направлен на другое. И он уже поднимался, чтобы слегка наклонить голову, когда внутрь вошел Келсон.
— Не стоит и пытаться застичь тебя врасплох, — заметил юноша с улыбкой. — Ты, кажется, всегда знаешь, что я иду. Ну, как я справился?
Морган пожал плечами и улыбнулся в ответ.
— То, что я слышал, было превосходно, мой повелитель. Должен признаться, что я сегодня рассеян, и в конце ничего не уловил. Мы столько раз проходили через это в Дрогере.
— Знаю. Я и сам чуть не умер от скуки, — на лице Келсона вспыхнула еще более печальная улыбка, когда он подался вперед, чтобы поглядеть из-за занавеса, как только что делал Морган. — И все-таки, это надо было сказать.
— Ну да.
Король стоял рядом, сосредоточенно прислушиваясь, а Морган тем временем снова подумал, как много изменилось за последние три года. Келсон вырос более чем на пядь с того дня, как Морган явился помочь сокрушенному горем четырнадцатилетнему мальчику удержать престол. Теперь этот мальчик был мужчиной — пусть не таким высоким, как Морган, но уже выше, чем его покойный отец, хотя не столь основательно сложенным. В других отношениях он также явно превзошел своего отца Бриона. Он уже теперь знал больше о своем магическом наследии, нежели когда-либо знал Брион, и куда больше — о том, что свойственно людям.
А глаза-то у него те же: серые глаза Халдейнов, которые способны проникнуть в любую загадку и читать в людских душах, даже если эта чисто человеческая сила не подкреплена халдейнской магией. Шелковистые черные волосы тоже как у Бриона, хотя Келсон в последнее время отпустил их куда длиннее, нежели у отца — надо лбом короткая челка, а по бокам — почти касаются плеч. Золотой обруч с орнаментом из хитро переплетенных линий не позволял им падать на лицо. Но сзади, у высокого стоячего ворота его парадного одеяния, они были взъерошены. Келсон провел по ним пятерней, искоса поглядев на Моргана и лукаво улыбнувшись, и одновременно опустил занавес, который тут же упал на место.
— Я решил сделать кое-что, что наверняка придется тебе не по вкусу, — сказал король и принялся сбрасывать с себя тяжелое верхнее одеяние. — Ты ведь, наверное, ужасно рассердишься, если я уеду и оставлю тебя здесь на несколько дней, чтобы ты присмотрел за епископами?
Придав лицу непроницаемое выражение и приняв стойку лакея, Морган поймал келсоново одеяние, прежде чем оно успело упасть на пол, и положил его на край скамьи, а затем взял в руки подбитый мехом алый плащ, в котором король ходил нынче утром.
— Не стану отрицать, что слушать, как свора епископов лается меж собой — одно из наименее любимых мною занятий — или что я предпочел бы, чтобы ты не уезжал слишком далеко в одиночку, — бесстрастно заметил он. — С другой стороны, у тебя обычно имеются веские причины, если ты хочешь что-то сделать. Куда, собственно, ты задумал податься?
Все еще улыбаясь, король снял свой венец и потер лоб там, где на него давил обруч, прежде чем, развернувшись, подставить спину под плащ, который протягивал ему Морган. Одна из его длинных прядей зацепилась за проволоку в мочке правого уха, на которой покачивался крупный рубин, и он взмахнул рукой, чтобы высвободить волосы, возвращая одновременно на голову свой венец.
— Ну, Морган, ты заговорил, как настоящий придворный, — сказал он, расправляя плащ на плечах и защелкивая застежку, в то время как Морган выпустил его волосы поверх собольего воротника. — Вообще-то мне нужно в Трурилл. Я намеревался включить его в свою поездку этим летом, но, сам знаешь, смерть Карстена мне помешала. И мне представляется, что сейчас у меня последняя возможность отправиться туда, пока не зарядили дожди.
— А почему именно в Трурилл? — спросил Морган. — У тебя есть причина подозревать, что там что-то неладно?
— Нет. Но, если в Меаре будут еще более недовольны, чем теперь, мне бы хотелось быть уверенным в баронах из пограничья. Брайс Труриллский говорит, что он мне предан — все они так говорят, когда я рядом, а они — так далеко от Ремута, — но еще несколько недель, и он окажется для меня вне пределов досягаемости до весны.