С тех пор как между Севером и Югом началась долгая вражда, сообщение между ними почти прекратилось. Те, у кого не было лошади (а если идти пешком, тебя могли обвинить в бродяжничестве и отправить в тюрьму), вынуждены были обращаться за помощью к странствующим музыкантам и платить им, чтобы те согласились подвезти.
Вражда началась так давно, что почти никто не мог вспомнить ее причины. На Севере бытовало одно объяснение, на Юге – другое. Однако точно было известно, что три короля Дейлмарка умерли один за другим и прямых наследников трона не осталось. Еще до воцарения последнего короля (он правил страной из Ханнарта на Севере) начались ссоры и войны и страна стала распадаться на две части.
А когда Адон, последний король, умер, наследников найти не удалось – и гражданская война разгорелась уже всерьез.
С тех пор единственными правителями в Дейлмарке стали графы, каждый в своей земле, а им подчинялись бароны. Никто теперь не хотел короля. Керил, нынешний граф Ханнарта, публично заявил, что не претендует на трон. Но напряжение нарастало. Северяне утверждали, что половина страны порабощена, а южные графы говорили, что Север строит против них заговоры. В тот год, когда родилась Брид, все графы и бароны Юга объявили Ханнарт вражеской державой. После этого из одной части страны в другую осмеливались ездить только торговцы и менестрели, имеющие официальное разрешение, но и тем приходилось представлять доказательства того, что их ремесло не опасно, иначе на Юге их могли в любой момент арестовать.
Морил встречался с некоторыми торговцами и со многими музыкантами. Кленнен был о них не слишком высокого мнения, за исключением разве что Хестевана, которого Морил никогда не видел. Но Морил ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из торговцев или музыкантов жаловался на то, что им приходится брать пассажиров. Должно быть, они все очень терпеливые, подумал он.
– А плата? – спросила Линайна.
– Подожди, увидишь, – со смехом ответил Кленнен.
– Все это прекрасно, – заявила Брид, вспомнив о своем недовольстве, – но почему нам постоянно приходится кого-то брать? Почему этот идиотский Север не может помириться с этим дурацким Югом?
– А вот ты мне и объясни, – отозвался Кленнен. И после того, как Брид минуту что-то лепетала, он рассмеялся и сказал: – А ты стала бы завязывать дружбу с тем, про кого ты знаешь, что он готов при первом же удобном случае всадить тебе нож в спину? Запомни это. Имей в виду, было время, когда на Юге жилось так же свободно, как на Севере. И это запомни тоже.
На Юге говорить такие вещи вслух было очень опасно. Последнее восстание было подавлено с большой жестокостью, и суровые законы оставались в силе до сих пор. Выражать недовольство жизнью на Юге было никак нельзя. Все знали, что страна наводнена шпионами и доносчиками, и любые бунтарские мысли тут жестоко карались.
И когда Кленнен упомянул о Севере, Юге и свободе в одной фразе, Линайна с беспокойством огляделась – не слышал ли их кто-нибудь за живыми изгородями по сторонам дороги. Морил поймал себя на том, что и сам делает то же.
Однако листва живых изгородей хоть и успела запылиться, была еще достаточно жидкой, и кусты просматривались насквозь. Поблизости никого не было, разве что вдалеке, на склоне холма, крестьяне сажали виноград. Им никто не встретился до самой развилки, где от дороги уходил проселок к следующему винограднику. Там, на обочине, стоял какой-то человек.
У его ног громоздилась пузатая оплетенная бутыль. Он помахал рукой, и Дагнер остановил повозку. Олоб повернул голову и с явной тревогой посмотрел на громадную бутыль.
– Вечер добрый, Флинд, – поздоровался Кленнен. – Это не наша ли плата стоит у твоих ног?
Мужчина кивнул. Похоже, он не собирался отвечать на широкую улыбку Кленнена.
– Я на это и надеялся, – сказал Кленнен. – А где пассажир?
Флинд ткнул большим пальцем себе за спину. Пассажир, по-видимому, пытаясь спрятаться от солнца, сидел в тени за бутылью. Он был очень потный, довольно угрюмый, а годами – чуть моложе Дагнера.
– Помоги ему забраться в повозку, – сказал Кленнен Морилу.
Морил подошел, чтобы помочь, но пассажир оттолкнул протянутую ему руку.
– Я сам могу, – сказал он. – Я не калека.
Он очень проворно забрался в повозку и сел на ее дно. Полотняный верх был наполовину поднят, и, похоже, парень рад был укрыться в тени. Морил рассеянно посмотрел на него, надеясь, что это из-за жары он такой неприветливый. Морил на горьком опыте убедился, что парень возраста Дагнера может сильно испортить жизнь, если на протяжении сотни-другой миль будет пребывать не в духе. Это было бы еще хуже, чем прошлогодняя пассажирка. Он взглянул на Брид – сестра в ответ состроила кислую гримасу, будто лимон проглотила.