Рейли все еще был смертельно бледен.
— Я отправился бы прямо в ловушку…
— Но не в мою, — сказал Букхалтер. — Я все равно не стал бы драться. Да будет вам известно, Болди не такие уж счастливчики. Они живут с наручниками на руках — вы видели наши наручники. Поэтому мы никогда не читаем чужих мыслей, если только нас не просят об этом.
Рейли колебался.
— Послушайте, я заберу свой вызов. О’кей?
— Спасибо.
Букхалтер протянул руку. Рейли пожал ее, но сделал это весьма неохотно.
— Теперь я уйду.
— Хорошо.
Рейли не терпелось спровадить гостя и остаться одному.
Тихонько насвистывая, Букхалтер отправился в издательство. Он не хотел встречаться с Этель сейчас. Любые недомолвки разрушали телепатическую интимность. Обычно ни один из супругов не ощущал барьера в сознании другого, но при этом они свято уважали право друг друга на уединение.
Этель наверняка бы обеспокоилась, но беда уже пронеслась, и потом она тоже была Болди.
В каштановом парике и с такими же ресницами, Этель не была похожа на Болди, но ее родители жили к востоку от Сиэтла, где вскоре после Взрыва обнаружились последствия жесткой радиации.
Ветер, несущий снег, дул над Модоком и уносился к югу по Долине Ута. Букхалтер пожалел, что он не в ковтере, не плавает один в необъятной пустоте неба. Покоя небесных сфер не мог достичь даже самый тренированный Болди, не уйдя при этом в пучины хаоса. На земле обрывки мыслей, фрагменты шелеста подсознательных процессов всегда давали себя знать. Именно поэтому почти все Болди любили летать и были превосходными пилотами. Огромные воздушные пространства были их отшельническими хижинами.
Букхалтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, сообщил об улаженной дуэли и пошел дальше, оставив толстяка в полной растерянности. На визоре был вызов от Этель. Она беспокоилась насчет сына и интересовалась, был ли Букхалтер в школе. В школе он был и послал ответ о беседе с Элом.
Кейли он нашел в том же солярии.
Автор был печален. Букхалтер не собирался поощрять подобные тенденции и велел принести им пару бодрящих напитков. Седовласый автор был погружен в изучение селекционного исторического глобуса, высвечивая по выбору разные эры.
— Посмотрите сюда, — сказал Кейли.
Он пробежал пальцами по ряду клавиш.
— Видите, как неустойчивы границы Германии…
Границы колебались и полностью исчезали по мере приближения к современности.
— А Португалия? Вы заметили зоны ее влияния?..
Зоны уверенно сокращались, начиная с 1600 года, в то время как другие страны испускали блестящие лучи, наращивая морскую мощь.
Букхалтер отпил из стакана.
— Немногое сохранилось от прошлого.
— Да, немногое… Что случилось? Ваше лицо взволновано.
— Я не знал, что это так заметно, — сухо сказал Букхалтер. — Только что я сумел избавиться от дуэли.
— Бессмысленный варварский обычай, — заявил Кейли. — Как вам это удалось?
Букхалтер объяснил, и писатель, сделав большой глоток, фыркнул:
— Какой позор… В конце концов, быть Болди не такое уж преимущество.
— Какие там преимущества… Одни осложнения.
Повинуясь внутреннему импульсу, Букхалтер стал рассказывать автору о сыне.
— Поймите мою точку зрения. Я понятия не имею, какой стандарт применим к юному Болди. Он — продукт мутации, а мутация еще не завершилась. Кроме того, дети Болди требуют особого обучения, чтобы в зрелом возрасте они могли сами справляться с собой.
— Вы, похоже, отлично приспособились.
— Я учился. Все наиболее чувствительные Болди обязаны готовиться. Мы покупаем безопасность, забывая о некоторых преимуществах. Заложники судьбы, хоть это и высокопарно. Мы создаем блага будущего, прося лишь об одном — чтобы нас пожалели и приняли такими, как мы есть. Отказываясь от многих благ настоящего, мы просим будущее принять нашу дань и принести умиротворение.
— Вы несете расходы, — сказал Кейли.
— Да, мы несем расходы. Мы и наши дети. Таков баланс. Если бы я извлек нечестные преимущества из своих телепатических способностей, я не прожил бы долго. И Болди были бы стерты с лица Земли. Мой сын обязан знать это, а то он становится слишком антагонистичным.
— Все дети антисоциальны, — протянул Кейли. — Они индивидуалисты по природе. Вам стоит беспокоиться лишь в одном случае: если отклонения мальчика так или иначе связаны с его телепатическими возможностями.
— Может, вы и правы…
Букхалтер осторожно коснулся разума собеседника. Сопротивление значительно ослабело. Он улыбнулся про себя и продолжил беседу о личных трудностях.
— Отец всегда остается отцом. А взрослый Болди должен быть очень приспособлен к окружающему миру, иначе он погибнет.
— При правильном воспитании у ребенка не будет много неприятностей, — заметил Кейли, — но учитывая один нюанс… Если в дело не вмешается наследственность.
— Это более, чем вероятно. Телепатическая мутация практически не изучалась всерьез. Тем более, что телепатия может быть вообще не свойственна для разума. Если лысение является характеристикой второго поколения, то у третьего вполне могут проявиться иные черты.
— Если честно, — сказал Кейли, — то у меня лично ваши способности вызывают нервозность…
— Я вижу. Как у дуэлянта Рейли.
Сравнение не слишком пришлось автору по душе.
— Во всяком случае, — сказал он, — если мутация ошибочна — она умирает. Попросту не дает значительного потомства. Я смотрю на ситуацию глазами психоисторика. Если бы в прошлом существовали телепаты, настоящее было бы иным.
— Вы уверены, что их не было? — спросил Букхалтер.
Кейли растерянно моргнул.
— Вы считаете… Черт побери, в средние века их называли бы святыми. Или колдунами. Опять же эксперименты герцога Рейна… Но все же подобные случаи были преждевременны. Природа обычно вытаскивает выигрышный билет, но не всегда с первого раза.
— Возможно, и телепатия еще не выигрышный билет… А всего лишь ступень к другим вершинам, например, к четырехмерным сенсорам.
Однако, наша беседа приобретает абстрактный характер…
Кейли увлекся и практически забыл о собственных комплексах.
Приняв Букхалтера как телепата, он стер свои возражения против телепатии, как явления, и спорил азартно и неординарно.
— Человеку свойственно отделять себя от остальных. В прошлом немцы вечно тешили самолюбие тем, что они не такие, как все. То же самое происходило с… как там называется эта восточная раса?..
Ну, острова за китайским побережьем?
— Японцы, — у Букхалтера была отличная память на всякую ерунду.
— Да, японцы. Они твердо знали, что они — потомки богов, и, следовательно, высшая раса. Изумительная логика. Японцы были малы ростом — и наследственность создала комплекс по отношению к более высокорослым расам. Впрочем, южные китайцы были не выше, но у них подобного барьера не наблюдалось.
— Значит, среда и воспитание?
— Они. Когда японцы получили идеи буддизма, они переделали его на корню, приспособив к собственным нуждам. Так возник бусидо, завораживающе прекрасный и бестолковый кодекс самураев, идеальных воинов-рыцарей. Вы когда-нибудь видели бонсаи или ювелирные японские деревья?
— Не помню. Как они выглядят?
— Крохотные подробные копии настоящих, но из драгоценного камня и с безделушками, свисающими с ветвей. И зеркальце. Непременно зеркальце. По преданию, первое драгоценное дерево предназначалось для выманивания богини Луны из пещеры, где она сидела в самом дурном расположении духа. В результате леди была столь заинтригована видом сверкающего дерева и собственным отражением в зеркале, что вышла на свет божий. И все остальные принципы японцев были одеты в столь же прелестные одеяния. Гениальная идея. Нечто похожее пытались сделать древние немцы. Их последний диктатор — его еще звали Бедный Гитлер, я уже забыл из-за чего, но какая-то причина была — возродил первобытную легенду о Зигфриде. Отличная рациональная паранойя. Идеал — домашняя нематеринская тирания, крепкие семейные связи. Они же перешли и на государство. Немцы воспринимали Бедного Гитлера, как общего Отца. Мы также повторили их путь и неизбежно пришли к Взрыву. А Взрыв привел к мутации.