— Мы просто пытались его немного подлатать, — взволнованно объяснил Алек, выпрямившись перед табуреткой. — Ничего особенного.
— Я пострадал по своей вине, — заговорил Джонатан. — А оправдываются лишь некомпетентные люди. Подобное больше не повторится.
— Ты и впрямь так считаешь? — осведомилась мать Изабель. — Всем воинам доводится получать ранения. Или ты планируешь сбежать к Безмолвным Братьям?
Джонатан Вейланд пожал плечами.
— Я обращался к Железным Сестрам, но в ответ получил обидный сексистский отказ.
Все рассмеялись. На какой-то момент Джонатан выглядел напуганным, а затем довольным, пока вновь не натянул на себя маску, словно запирая эмоции под замок. Мать Изабель помогла ему с раной, в то время как ее отец оставался стоять у двери.
— Джонатан? — позвала Мариза. — Кто-нибудь еще как-нибудь тебя называет?
— Нет, — последовал ответ. — Отец обычно шутил о том, что заведет еще одного Джонатана, если я не буду достаточно хорош.
Изабель вообще не казалось, что это было похоже на шутку.
— Мне всегда казалось, что назвать одного из наших детей Джонатаном — это как для примитивных назвать ребенка Джебедайей, — сказала мать Изабель.
— Джоном, — поправил ее отец. — Примитивные часто называют детей Джон.
— Правда? — Мариза пожала плечами. — Могу поклясться, что Джебедайя.
— Мое второе имя — Кристофер, — заговорил снова Джонатан. — Вы… можете называть меня Кристофером, если захотите.
Мариза и Изабель обменялись вопросительными взглядами. Они с мамой всегда могли вот так вот общаться. Может, потому, что они были единственными женщинами, особенными по отношению друг к другу. И даже не могла представить, что ее мать может сказать ей что-то, что Изабель не хотелось бы услышать.
— Мы не собираемся тебя переименовывать, — грустно отозвалась мама.
Изабель не была уверена, по какой причине возникла эта грусть: по той, что Джонатан был уверен, будто они дадут ему, словно собаке, другое имя, или же по той, что он бы позволил им подобное.
Но в чем Изабель была уверена, так это в том, что ее мама смотрела на Джонатана точно так же, как смотрела на Макса, когда тот учился ходить, и вопрос об испытательном периоде теперь даже не стоял. Джонатан определенно оставался с ними.
— Как насчет прозвища? — предложила Мариза. — Что скажешь насчет Джейса?
Какое-то время он молчал, наблюдая за матерью Изабель боковым взглядом. Пока не улыбнулся — слабо, прохладно, но словно с какой-то зарождающейся надеждой.
— Думаю, Джейс подойдет.
***
После того как мальчика представили семье, вампиры уже неподвижно спали, свернувшись вместе в трюме корабля. А Брат Захария направился в город, который казался ему раньше знакомым. Люди, спешащие по своим делам, не могли его увидеть, однако он мог заметить тот самый свет в их глазах, делавшим его как будто другим. Рев автомобильных гудков, резкие звуки шин из-под колес желтых автомобилей, болтовню людей на разных языках всё — это создавало длинную и живую песню, которую Брат Захария не мог спеть, но зато мог услышать.
Не в первый раз с ним случалось нечто подобное: увидеть след того, что было. Но на этот раз всё было по-другому. Мальчик действительно не имел ничего общего с Уиллом. И Джем знал это.
Джем, потому что в те самые моменты, когда он вспоминал Уилла, он был именно Джемом, привык видеть своего потерянного, но такого дорогого Сумеречного Охотника в лицах и жестах других нифилимов, а иногда даже и в определенном ракурсе лица или звуке чего-либо голоса.
Однако это было не то любимое лицо, что он знал, не тот молчаливый голос, хотя иногда, сейчас уже реже, казалось можно уловить в них нечто знакомое.
Рука Джема крепко сжалась вокруг трости. Он не обращал внимания на резьбу под ладонью, как он и делал весь этот прохладный и длинный день.
«Это напоминание о моей вере. Если есть какая-либо часть меня, что будет со мной, а я верю, что она есть, то она под моей рукой. Ничто не сможет разделить нас».
И Джем позволил себе улыбку. Хотя его рот не открылся, он всё же улыбался.
Он всё ещё мог говорить с Уиллом, хоть ответа ему было уже не суждено услышать.
«Жизнь — это не лодка, несущая нас на жестокий, неустанный прилив, от всего, что мы любим. Ты не потерял меня на каком-нибудь отдаленном берегу. Жизнь была словно колесо».
Из реки он мог слышать голоса русалок. Все искры города к утру разжигали новый огонь. Наступал новый день.
«Если жизнь — это колесо, то тогда она вернет тебя ко мне. Единственное, что я должен делать, это верить».