Вода жгла холодом, лед резал до крови, мышцы надрывались в борьбе с рекой. Боль перемалывала тело, и с каждым ее ударом в памяти вспыхивали лица и образы. Снова золотой лист запутался в мокрых черных волосах. Снова алая кровь лилась на белый снег завоеванного города. Снова загорались на солнце разноцветные шелка, и мировое древо вырастало в Вырей. Снова новорожденный мальчик, сморщив красное личико, кричал у него на руках.
Воспоминаний становилось все больше, а ощущений — все меньше. Боль ушла, шевелить руками и ногами стало лень, и что-то мешало всплыть на поверхность — то ли дно льдины, то ли просто толща воды. В сердце заметался запоздалый смертный страх. Так вот о чем говорил Велес у него за спиной! Но страх быстро ушел, и Волх совершенно согласился со своей участью. Ведь жизнь — не слишком большая плата за дары богов. И вот в последний миг между жизнью и смертью, когда все бы отдал за последний вздох, да только отдавать уже нечего, — Волх наконец почувствовал, что его тело становится чем-то иным.
Но с берега видели только, как скрылась под водой его голова.
— Как же это… Что за… — орал запыхавшийся Булыня. — Он же утоп! А вы-то что стояли, как истуканы?!
— Отчудил ваш князь, — проворчал Мар. — Хотя на его месте любой мог умом тронуться.
— Парни, но Волх сам велел ему не мешать, — еле слышно пробормотал Клянча.
— Не велел… Эх ты! — Булыня с досадой толкнул его в грудь и закрыл лицо руками.
Клянча, бледный до испарины, сжимал непривычную рукоятку княжеского меча. Он не пытался защищаться от упреков и с ужасом думал, что ошибся. Он поверил, что Волх собирается совершить какое-то чудо, но по всему выходило, что князь действительно сошел с ума и просто утопился у всех на глазах.
Но времени горевать у них не оказалось.
— Идут! Идут! — закричали часовые.
Горизонт вздрогнул от зловещих ударов барабанов. Из-за речного поворота показались первые вражеские корабли.
Росомаха со своей ладьи наблюдал, как вырываются вперед ладьи, несущие ударный отряд. Глядя на их стройные силуэты, он зажмурился от удовольствия, как сытый кот. Как ему нравилось обладать такой силой и красотой! Особенно хорош был корабль-стрелок. Его команда работала слаженно, как один человек. Грозный брюшной лук-арбалет был похож на затаившегося в засаде хищника.
Прикрыв ладонью глаза от липкого снега, Росомаха вычесывал взглядом словенский берег.
— Видишь отца? — шепнул он на ухо Туйе.
— Отца не вижу, — задумчиво ответила княжна. Прикусив губу, сузив глаза, она следила за высокой светловолосой фигурой на берегу.
Вот воины взялись за щиты, чтобы прикрыть себя и гребцов от словенских стрел. И вдруг… Росомаха не поверил своим глазам. Гребцы закричали от ужаса, бросая весла. И было с чего: поперек реки, от берега к берегу, вдруг выпятилось огромное колесо. Сжимая кулаки, Росомаха увидел, как вторая ладья на полном ходу врезалась в корму первой, и несколько воинов выпало за борт. Тут колесо медленно провернулось, вода с него схлынула, и стало видно, что это не колесо вовсе, а кольцами свивает блестящее бугристое тело огромный змей.
Рогатая голова змея, разбрасывая лед, вырвалась из водяной толщи. Змей повернулся к одинокой фигурке, плачущей на лесном берегу в окружении стаи волков. Несколько мгновений мальчик и змей смотрели друг на друга. Змей с облегчением, Боян — с чувством пугающего узнавания.
Потом змей, оскалившись, склонился над кораблями Росомахи, беспомощно сбившимися в кучу, и подул — как мальчишка, который запускает в кадке с водой берестяные кораблики.
— Это он! Он! — ликуя, заорал Клянча. — А ну, всыпь им жару, Волх Словенич!
— Чему они так радуются, хель их забери? — простонал Росомаха, стуча кулаком по борту.
— Они, похоже, думают, что это и есть их князь, — растерянно ответил его помощник по имени Кари. — А если так — я бы не рискнул с ним вести переговоры.
Ладьи разбивались друг о друга и тонули, десятки людей барахтались в ледяной воде, извивались и били по воде змеиные кольца. Лучники осыпали змея стрелами. Некоторые глубоко уходили под черно-зеленую кожу, из ран текла алая кровь, и змей от боли ярился еще сильней. А словенское ополчение на одной стороне реки и Боян на другой мучились своей ролью пассивных зрителей, но ничего не могли поделать.
— Росомаха, пора уходить отсюда! — закричал Кари прямо в ухо.
Туйя белыми пальцами вцепилась в борт. Так страшно ей не было никогда в жизни. Даже в далеком детстве, оказавшись между чудовищем и телом погибшей матери, она не почувствовала такого с ума сводящего ужаса. Даже когда за спиной слышались шаги мертвого человека — он и сейчас неподвижно стоял за спиной Росомахи. Ей было не отвести взгляд от змеиных глаз. Змей тоже смотрел на нее. Его по-человечески разумный взгляд был совсем не похож на неподвижное змеиное око. Смотрит, как будто я — его главная цель, — обреченно подумала Туйя. — А это страшное месиво, — она покосилась на человеческие тела и деревянные обломки, хаотично носившиеся по воде, — просто попутная забава.
— Ты хочешь сказать, — заорал на Кари Росомаха, — что этот уж-переросток помешает мне попасть в новгородские кладовые?!
— Да какие, к лешему, кладовые! — в тон ему заорал помощник. — Треть кораблей уже погибла!
— Хватит и трех кораблей, чтобы ни одна словенская мышь не высунулась из города, — заносчиво заявил Росомаха. — Надо только убить дракона. Давай Лося вперед!
Навстречу змею устремился корабль-стрелок. Ее капитан, могучий Лось, действительно похожий на зверя в лохматой шкуре и рогатом шлеме, гаркнул:
— Заряжай!
Разбойники водрузили на ложе снаряд — железный болт и навалились животами на рычаг.
— Назад! Назад! — заорал Лось на своих гребцов. Те налегли на весла, разворачивая корабль. Змеиная шея взметнулась выше деревьев, пристально наблюдая за человеческими усилиями.
— Смотрит, гад, как на барахтающуюся букашку, — процедил Росомаха.
Змей стремительно изогнул шею, и его страшная голова опустилась почти вровень с кораблем.
— Да он смеется над нами! — в ужасе прошептала Туйя.
Змей действительно усмехнулся — и эта усмешка показалась княжне жутко знакомой, — а потом подул. Оба арбалетчика, размахивая руками, слетели с палубы. Освобожденный рычаг спустил тетиву, болт просвистел над головами главаря и Туйи и снес верхушку мачты. Парус накрыл их с головой. В это время треск и вопли сообщили, что в кольцах змея погиб еще один корабль.
Но не стрелок — обрадовался Росомаха, путаясь в парусине.
— Лось, заряжай! — упрямо заорал он.
— Мне никак одному! — виновато крикнул Лось.
Ругаясь по чем свет стоит, Росомаха велел кораблю-стрелку подойти ближе, сбросил мохнатый плащ и перепрыгнул на его борт. Он в одиночку водрузил новый болт на ложе арбалета — при этом вены на его плечах вздулись так, словно вот-вот лопнут. Вместе с Лосем они упали на рычаг, пока гребцы пытались развернуть корабль к цели.
— Эй ты, Безымянный! — с хамоватым отчаянием обернулся Росомаха к неподвижной фигуре отца. — Помогай уже, леший тебя забери!
Волх наконец вырвался из беспамятства. С удивлением увидел он с высоты птичьего полета обломки кораблей, тонущие в ледяном крошеве. Что это было? Кровь отчаянно стучалась в висок, тело дрожало незнакомым предвкушением. Но человеческое сознание уже сквозило из-под темной звериной сути. Ледяной мост. Ледяная вода. Ледяная смерть — и преображение. Волх вспомнил и еще страшнее оскалился на врагов своего города.
И тут с одной из ладей, осторожно державшейся в стороне навстречу ему метнулась тень. Это был он сам — или его отражение в тусклом и страшном зеркале. Черный рогатый змей оскалил окровавленную пасть.
— Хавр.
Вместо слов из пасти Волха послышалось хриплое шипение. Но черный змей понял, оскал превратился в знакомую ухмылку.
— О, ты меня узнал? Прекрасно. Если бы ты сдох, не узнав, что я вернулся за своим городом, вкус победы не был бы для меня так сладок.