— Между прочим, — сказал я. — Через несколько часов моя коронация. Пожелай мне многая лета.
Дионис принял мои слова за намёк:
— Что ж, желаю удачи. И выспись хорошенько, у тебя измученный вид.
Он поднял руку в прощальном жесте, но я быстро остановил его:
— Погоди, не спеши.
— Собственно, я никуда не спешу. Просто подумал, что тебе пора в постель. Негоже появляться перед подданными с воспалёнными глазами, да ещё в день коронации. С тобой всё в порядке?
— У меня бессонница, — честно ответил я. — Кое-какие проблемы личного плана.
Дионис сокрушённо возвёл горе очи, как священник, принимающий исповедь у распутной вдовушки.
— Ты излишне сентиментален, Артур. И это твой минус.
— А ты слишком бесстрастен, — парировал я.
— Вовсе нет, — возразил он. — Я уравновешен и не позволяю своим чувствам возобладать над рассудком. Бери пример с меня.
Я вздохнул:
— Легко сказать «бери». Я такой, какой я есть, и, боюсь, уже неисправим. Моё двойное детство теперь сказывается лёгкой формой шизы.
Дионис улыбнулся — редкое явление.
— Понятно. А как поживает Пенелопа?
Этот вопрос он задал без всякого перехода, казалось бы — с вежливым безразличием. Однако я сильно подозревал, что Дионис неравнодушен к моей дочери, хотя никакими конкретными доказательствами его тайного увлечения не располагал. Бренда и Брендон считали мои подозрения беспочвенными, а Пенелопа и вовсе была поражена, что такое могло прийти мне в голову. Но всё же интуитивно я чувствовал, что здесь что-то нечисто. А своей интуиции я доверял.
— Пенелопа довольна жизнью, — ответил я. — У неё появились новые друзья, знакомые, почитатели её таланта и даже поклонники. — (При этом я внимательно следил за реакцией Диониса: полный ноль, он и бровью не повёл.) — Здесь никто не смотрит на неё косо из-за её происхождения, для всех она сестра короля, правнучка великого Артура Пендрагона. И знаешь, Бренда говорит, что за последнее время Пенелопа сильно изменилась, стала более раскованной и общительной, реже впадает в меланхолию.
— Ещё бы! Ведь у неё появился ты.
— Не только это. В Экваторе она общалась на равных лишь с простыми смертными и немногочисленными родственниками; но в целом колдовское сообщество относилось к ней свысока, пренебрежительно. А здесь из изгоя она превратилась в важную персону, стала одним из главных лиц в Доме.
— А как близнецы?
— Тоже на жизнь не жалуются. Вдали от клеветников им дышится гораздо свободнее. Вот уже две недели я не слышал от них заверений, что между ними ничего нет, не было и быть не может. Но меня всё больше беспокоит отношение Бренды к мужчинам. Внешне кажется, что она довольно раскованная девочка, порой ведёт себя слишком игриво, на грани фола. Но это лишь показуха. Постепенно у меня создаётся впечатление, что она боится мужчин. Причём боится панически. Не знаю, в чём дело. А спросить прямо — у неё или Брендона — пока не решаюсь.
Дионис ненадолго задумался, будто колеблясь, потом заговорил:
— По-моему, всё началось с замужества Бренды. Странный был этот брак, и вовсе не потому, что она взяла себе в мужья простого смертного. Тогда она очень страдала.
— Да, Брендон говорил, что она очень болезненно перенесла смерть мужа.
— Но это не вся правда. Ещё болезненнее Бренда переносила само замужество. В тот период я несколько раз встречался с ней. Она была очень плоха — тени под глазами, опустошённый взгляд, вялость, апатия. Да и Брендон был не в лучшей форме, много пил, употреблял транквилизаторы... а может, и кое-что позабористее. И если начистоту, то только после смерти мужа Бренда начала приходить в себя — а вместе с ней очухался от депрессии Брендон.
Какое-то время я переваривал услышанное. Самые разные мысли путались в моей голове, извиваясь, как змеи, кусаясь и жаля друг дружку.
— Не знал об этом, — наконец вымолвил я.
— Вряд ли им приятно вспоминать те времена. Возможно, муж Бренды был сексуальным извращенцем, но она так безумно любила его, что не могла бросить.
— Это не похоже на Бренду, — сказал я.
— Вот именно. Она всегда была рассудительной девочкой, очень волевой и решительной. Но, с другой стороны, женщины парадоксальные существа, не зря поэты так много говорят об их загадочной душе. А Бренда по части парадоксальности... — Дионис осёкся. — Кажется, я начинаю сплетничать. Лучше расспроси близняшек. Пусть сами расскажут, что сочтут нужным.
— Ладно, — кивнул я. — Кстати, раз Александр исчез, то у тебя будет больше времени на вербовку «уток». Как быстро ты справишься?
— Полагаю, месяца за полтора. Теперь я смогу действовать активнее. Ты не против, если я посоветуюсь с дедом?
— Нет проблем. Я сам хотел обратиться к нему, но затем подумал, что негоже взваливать на него свои заботы.
— А зря. Ведь речь идёт об основании Дома, и помощь Януса в отборе кандидатур была бы нам очень кстати. У него безошибочное чутьё на людей.
— Да. Это будет замечательно. — Последнее слово я произнёс зевая.
— Вижу, твоя бессонница проходит, — заметил Дионис. — Ступай-ка отдохни. Впереди у тебя хлопотный день.
— Так и сделаю, — сказал я. — Доброй тебе сиесты, кузен.
— А тебе спокойной ночи, Артур.
Фигура Диониса растворилась в тумане. Я немного задержался у зеркала, чтобы посмотреть, вправду ли у меня воспалённые глаза, но когда туман расступился, я с удивлением увидел в зеркале не собственное отражение, а Брендона — в карминовом халате, со всклокоченными волосами и сердитым взглядом.
Сначала я несколько раз моргнул, решив, что от усталости у меня пошли глюки. Но нет — Брендон был реален, к тому же чертовски зол.
— Привет, Артур, — сказал он. — Вот чудеся. Я же вызывал тебя через Самоцвет.
— Должно быть, моё зеркало перехватило вызов, — предположил я. — Только что я разговаривал с Дионисом.
— А я — с Морганом. Он то ли рехнулся, то ли что-то задумал.
— А в чём дело?
— Просил уступить ему место Отворяющего на завтрашней церемонии.
— Ага... И как это аргументировал?
— Не слишком убедительно. Нёс какую-то чушь о престиже, о положении при дворе. Дескать, мне это ни к чему, всё равно я твой брат, а он отставной регент и теряет свой былой авторитет.
— Глупости! — фыркнул я. — Ведь он знает, что завтра я назначу его первым министром.
— Вот то-то же. Так я ему и ответил, но он продолжал упрашивать, чуть ли не умолял. В конце концов я послал его к чёрту. Определённо, у него крыша поехала.
Я задумчиво покачал головой:
— Нет, он в своём уме. Часа два назад Морган ушёл от меня вполне нормальный. Мы с ним болтали о пустяках, и теперь я припоминаю, что ненавязчиво, как бы между прочим, он расспрашивал меня о функционировании камней. Боюсь, он что-то замышляет.
— Пробраться к Источнику?
— Похоже на то. Особо Моргана интересовал характер связи Знака Мудрости со Знаком Силы в момент активирования контуров. Если эту связь предельно усилить, образно говоря, «зацепиться» Знаком Мудрости за Знак Силы, то... Нет, сейчас я туго соображаю. Мне нужно выспаться.
— Ты так и не спал?
— Нет.
— Это плохо. Скоро твоя свадьба и коронация, а глазища у тебя ещё те.
— Не беда. Я смотаюсь в Безвременье и там хорошенько отдохну. А что касается Моргана... В общем, когда проснётся Бренда...
— Я не сплю, Артур, — будто из-за спины Брендона раздался немного приглушённый голос сестры. — Разговаривая с Морганом, брат так злился, что разбудил меня.
— Где ты?
— Не беспокойся, я в своей спальне. — Изображение в зеркале поплыло, смазалось, и вместо Брендона появилась Бренда в короткой ночной рубашке. Она отступила в сторону и указала на разобранную постель. — Как видишь.
— Извини, сестричка, — смущённо пробормотал я. — Просто мне было странно услышать вас обоих через одно зеркало.
— Это всё наша связь, — отозвался Брендон; теперь уже его голос звучал на заднем плане. — Ну, ладно. Я пошёл спать, а вы разбирайтесь, что делать с Морганом. Пока.