Уже в библиотеке, расхаживая между книжными стеллажами, Юки решился обратиться к нему:
– Акутагава… – Что? – рассеянно откликнулся юноша, не отводя взгляда от книг. – Ты знал, что твой отец планирует стать министром? – С чего ты взял, что я отвечу? – Акутагава хмуро посмотрел на него. – Ни с чего, – вздохнул Юки. Отвернувшись, Акутагава довольно долго молчал, недовольно постукивая носком ботинка по паркету. Затем он коротко ответил: – Знал. – Ты считаешь это правильным? Ведь он… ну… – Юки не решился сказать вслух «преступник».
- Какая разница, что я считаю и что думаю? – фыркнул юноша. – Даже если я и не разделяю отцовских убеждений, я принадлежу его партии, если ты понимаешь, о чем я.
- И какая же роль тебе там отведена?
– Роль будущего императора, – эти слова Акутагава словно выплюнул, заставив Юки вздрогнуть. Вытаращив глаза, тот смотрел на Акутагаву не в силах понять. Серьезно он всё это говорит или нет. Роль будущего императора?
Неожиданно Акутагава схватил Юки за плечи и затащил в укромный уголок. Крепко обняв его, он прижался к губам Юки со страстным поцелуем. Однако Юки же не думал сопротивляться, прижимаясь в ответ к нему как можно теснее. То напряжение, которое копилось между ними, вдруг вырвалось наружу и принесло облегчение. С той самой пятницы, когда Акутагава впервые поцеловал его – они оба делали вид, будто ничего не произошло. Но Юки, как не пытался забыть – не мог изгладить в памяти то желание, которое Акутагава вызвал в нём. Подсознательно Юки хотел, чтобы это повторилось, он хотел, что Акутагава вновь проявил к нему чувства.
- Если я умру, ты будешь плакать обо мне? – спросил Акутагава, после того как оторвался от его губ.
Этот вопрос не на шутку испугал Юки. – А ты умрешь? – прошептал он. – Я не хочу, чтобы ты умирал! – А если умру? Не все в жизни зависит от человеческого желания. – Не говори так… – Ты не ответил на мой вопрос! – Я не ответил, потому что не хочу даже об этом думать! – воскликнул Юки в отчаянии, Акутагава предостерегающе приложил палец к его губам. – А вот я – хочу, – сказал он спокойно. – Потому что скоро мы расстанемся. – Расстанемся? – выдохнул Юки еле слышно. – Что значит – расстанемся? – Я уезжаю из «Масару-Мидзухара». – Домой? Отдыхать? – Навсегда. Здесь стало не безопасно… Так считает отец. Он хочет отправить меня за границу, потому что после его назначения всё намного усложнилось. Его враги, когда поймут, к чему всё идёт, начнут борьбу с ним – и если он проиграет… Я его единственный сын, его слабое место, все это знают. Меня захотят использовать, вопрос только в том – сколько времени понадобится недоброжелателям, чтобы добраться до меня. – Не говори так, не надо… – Если меня похитят – живым уже не отпустят. Я это говорю не для того, чтобы напугать тебя, Юки. Это действительно так. Я сейчас живая мишень… – Но причем тут ты? Твой отец заварил всю эту кашу! – Дети отвечают за грехи родителей, – Акутагава пожал плечами, вглядываясь в лицо юноши. – Разве ты не знал? Но я не об этом хотел поговорить… Мы расстанемся очень скоро. Я знал, что этот день наступит, ждал его… Я молчал до последнего – но сейчас должен сказать: завтра рано утром меня увезут отсюда. Об этот еще никто не знает, даже директор. Это для того, чтобы не устроили засады. Я говорю об этом тебе одному, потому что хочу попрощаться заранее. Я хотел поцеловать тебя… Он вновь наклонил голову и поцеловал Юки. Этот поцелуй был отчаянно-страстным, порывистым. – Но ведь мы увидимся потом? – тяжело дыша произнёс Юки, когда Акутагава отпустил его. В его голосе звучала надежда. – Юки, – Акутагава улыбнулся этим словам. – Такое впечатление, что ты не понимаешь, о чём я говорю. Завтра мы расстанемся и не увидимся больше. Юки взглянул на него, и его чувства выдала внезапная бледность лица. – Почему? – спросил он. – Впрочем, наверное, потому что я всего лишь эпизод в твоей жизни и… – Именно потому, что ты – не эпизод! – оборвал его Акутагава. – Ты не безразличен мне, Юки. В том и проблема. Я не хочу подвергать тебя опасности, не хочу, чтобы ты был втянут в эти грязные игры. Но это обязательно произойдёт, если мы оба продолжим наше знакомство. А если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу. Всё должно остановиться здесь и сейчас – так будет лучше. Я не хочу повторить ошибки отца. – А в чём же ошибся твой отец? – прошептал Юки. Акутагава ответил не сразу. Он оперся одной рукой на книжный шкаф, а другой устало взъерошил свои волосы. В этот момент он выглядел особенно красивым. – Мой отец ошибся, когда решил, что может вести свой прежний образ жизни – я говорю о преступном синдикате – и при этом быть счастлив в любви. Он хотел совместить несовместимое – счастье и акулье ремесло. Мой отец влюбился и решил, что сможет защитить свою семью от всего, что связано с мафией. Но не вышло. Нас с мамой похитили враги отца – и он не смог этому помешать… Люди отца нашли нас через четыре дня, но мама не пережила этого похищения, – голос Акутагавы был ровным, а лицо спокойным, только глаза юноши затуманились при последних словах. – Похитители посадили нас в большой ящик, врытый в землю на глубину больше, чем человеческий рост. Сверху ящик засыпали землей, а воздух поступал вниз через небольшую трубу. Нам дали немного воды в бутылках и больше ничего, там было темно и душно, а мама… она всегда плохо переносила замкнутые пространства и у неё было слабое сердце. Ей стало плохо в первый же день, а от сердечного приступа она умерла утром второго дня… Она то теряла сознание, то приходила в себя, бредила и плакала – а я сидел рядом и держал её за руку… Когда она умерла, то похитители не стали откапывать ящик, и я сидел там рядом с трупом еще два дня… Юки, ты знаешь, как пахнет мертвое тело, пролежавшее двое суток в сыром ящике под землей?... Надеюсь, что ты никогда не переживешь того, что пережил я. Ты заслуживаешь лучшего в этой жизни, поверь мне. А у меня своя собственная дорога и своя судьба, где привязанности не должно быть места. Не добавив больше ни слова, Акутагава покинул библиотеку. Потрясенный Юки остался стоять у книжного шкафа, переваривая услышанное. Потом он долго сидел на скамье в парке, невидящим взором глядя на пруд. Услышанная история заставила его содрогнуться от ужаса и вместе с тем, открыла перед Юки новые грани личности Акутагавы. Через что еще пришлось пройти ему, имея такого отца?... – Я знаю, Акутагава – хороший человек, – сказал сам себе Юки. – Я это чувствую. Он не злой, но у него такая странная жизнь! В нём как будто живут два разных человека: один из них просто бандит по своей натуре, а другой – умный, сострадательный, умеющий чувствовать… И снова его мысли вернулись к поцелуям Акутагавы и к словам того о близкой разлуке. Разлука – это не самое страшное… разлука – без надежды на новую встречу – вот что самое страшное. Что же происходило все это время между ним и Акутагавой? Что Юки чувствовал на самом деле? Что он чувствовал к Наоми?... Наоми… Кажется, Юки и забыл даже, как она выглядит! За последние дни он многое позабыл. Многое потеряло значение… Какой же он был дурак! Ведь Акутагава сам ему признался во всём, но Юки, несмотря ни на что, злился. Он заставлял себя избегать Акутагаву, опасаться его, хотя подсознательно всегда знал, что тот никогда не причинит ему вреда. Все угрозы – это всего лишь игра. Игра…
Невидимый барьер между «правильно-неправильно» и «нормально-ненормально» – эта воображаемая тонкая линия, которую он бережливо охранял – всё это теперь потеряло для него какое либо значение. Впрочем, на самом деле, она потеряла для него значение еще тогда – в тот дождливый день, во время грозы, в полутемной комнате. Именно тогда он утратил иллюзии относительно Наоми – центр вселенной с грохотом задвигался и переместился в Акутагаву. Еще тогда Юки понял это – понял, что его жизнь навсегда изменилась.
Но он молчал, держался на расстоянии! А ведь стоило только раскрыть объятия и обрести счастье, пусть даже на какой-то короткий миг…
- Ещё не поздно! – сказал сам себе Юки, и, вскочив со скамейки, бегом устремился к общежитию.
Никогда еще он так быстро не взбегал по лестнице.
Акутагава опять сидел на подоконнике и смотрел, через распахнутое окно на небо. Услышав, как распахнулась дверь, он оглянулся. – А, это ты! – проговорил он. – Я думал, два этих болвана. Еле выставил их вон. Хоть несколько минут провести без их надзора…
На какой-то миг решимость покинула Юки, на него нахлынула волна стыда. Он, не произнося ни слова, смотрел на юношу, восхищаясь его красотой. Эти темно-каштановые волосы, почти желтые миндалевидные глаза, мягкий и чувственный рисунок губ…
Акутагава, почувствовав его взгляд, вновь оглянулся. – Что еще?
Юноша, преодолевая смущение и стыд, приблизился к нему и прислонился к подоконнику, собираясь с духом. Затем порывисто обнял Акутагаву, обвив его шею руками и неумело целуя его. Юноша замер, удивленный, затем ласково провел рукою по спине.
– Есть старый обычай, – пытаясь восстановить дыхание, шепнул Юки. – Перед разлукой нужно обязательно заняться любовью. Да, таков обычай… Акутагава внимательно взглянул на него и прочел в его глазах то признание, которое так давно ждал. На его красивых губах появилась улыбка, он придвинулся к Юки ближе. – Я чту старые обычаи, – мягко сказал Акутагава.
Он целовал щеки и шею Юки, стягивая галстук, расстёгивая рубашку.
Юки вдруг остановился и смущенно посмотрел на юношу. – В чем дело? – тихо спросил Акутагава, поглаживая его по волосам. – Ты передумал? – Нет, не передумал, – поспешно ответил Юки. – Просто… Просто запри дверь… Акутагава, усмехнувшись, кивнул и, спрыгнув с подоконника, подошел к двери и запер на замок. Юки тем временем пересел на постель, скинул рубашку и снял сноски. Его сердце бешено стучало в груди, тело горело, он не мог поверить, что сейчас это произойдет. – У тебя вид девственницы, теряющей невинность в брачную ночь, – насмешливо заметил Акутагава, неторопливо приближаясь к Юки. Он разглядывал его грудь, так услужливо обнаженную перед ним и его откровенный взгляд вынудил Юки еще больше смутиться. Его сердце ёкнуло, когда Акутагава стал раздеваться – медленно, так, чтобы Юки смог подробно разглядеть это великолепное тело – мускулистое и сильное… Нависнув над Юки и упершись коленом в постель, Акутагава повалил юношу на спину. Юки порывисто выдохнул воздух, а в следующее мгновение горячий язык юноши скользнул ему в рот, заставив его застонать. Близость Акутагавы действовала на него как крепкое вино: с каждой секундой Юки пьянел всё больше и больше. Ладони горели нестерпимым огнем и, чтобы погасить это огонь, Юки прикоснулся к груди Акутагавы, с наслаждением ощущая под гладкой кожей крепкие мускулы, затем опустил руку вниз – проведя пальцами по атлетическим кубикам на животе, и ниже, ниже…
- Ты такой красивый, – прошептал Юки.
– А в каком месте я особенно красивый? – спросил Акутагава, кусая его за мочку уха. – Наверное, там, где ты сейчас меня трогаешь?
- Тебе не нравится? – хмыкнул Юки вместо того, чтобы смутиться.
– Ты мог бы делать это смелее.
Юноша приподнялся, освобождая Юки от тяжести своего тела. Он прикоснулся к ремню на брюках Юки, однако не стал расстёгивать его, а, нащупав сквозь ткань возбуждённый орган, стал мять и сжимать его, лаская. Вскрикнув, Юки выгнулся ему навстречу, его тело жаждало прикосновений Акутагавы, в глазах всё затуманилось и потеряло очертания…
Акутагава, горящим взором, наблюдавший за выражением лица Юки, расстегнул, наконец, его ремень. Молния на брюках издала жалобный звук, а затем Юки лишился остатков своей одежды.
- Акутагава! – всхлипнул Юки, когда увидел, что юноша склонил голову к его бедрам.
Пальцы Акутагавы сжали ягодицы Юки – крепко, оставляя после себя синяки, а губы сомкнулись на разгоряченном члене, помедлили немного, затем начали свое движение. Сначала неторопливо, дразнящее, затем все быстрее и сильнее, доводя Юки до умопомрачения… Почувствовав, что юноша вот-вот кончит, Акутагава, улыбнувшись, чуть оттянул крайнюю плоть и вдруг укусил её. Юки закричал от боли и наслаждения одновременно и достиг вершины экстаза.
Не давая ему опомниться, Акутагава закинул его ноги себе на плечи и вновь навалился на юношу: одним движением распределив смазку, он осторожно вошел в него. Юки закусил губу, стараясь сдержать возглас боли… При свете заходящего солнца, чьи косые лучи падали на пол, их тела, сплетенные между собой, были еще прекраснее, чем тогда, в стыдливом полумраке. Их руки скользили по влажной от пота коже, оставляя невидимые огненные борозды… Они были подобны двум экзотическим цветкам, чьи стебли переплелись между собой. И, в какой-то момент, Юки, повинуясь безрассудному порыву и острому желанию, выдохнул:
- Люблю тебя…
Проснувшись следующим утром до того как сработал будильник, Юки не увидел в комнате Акутагавы. Вначале он испытал болезненный испуг, подумав, что тот уже уехал.
Подбежав к шкафу, Юки распахнул его и увидел, что все вещи на месте, не было даже следов сборов. Что это значит? Быстро одевшись, Юки спустился вниз. У крыльца общежития он увидел припаркованный черный хаммер с тонированными стёклами, возле него находились по крайней мере пять мужчин, одетых в строгие костюмы. Чуть поодаль стояла менее приметный внедорожник и рядом – тоже люди с каменными лицами. – За Акутагавой?… – подумал Юки и попятился. Вернувшись в холл, он на негнущихся ногах подошел к бабушке Ло. – Вы видели Акутагаву? – Он вроде бы ушел в дирекцию, но, может быть, вернется, – ответила старушка, покачивая головой. С тревогой она поглядывала на дверь и прижимала пальцы к губам. Чувствуя нестерпимое желание заплакать, Юки поспешил подняться обратно в комнату. Тупо он оглядел обстановку и только сейчас заметил на письменном столе длинный белый конверт, на котором было выведено его имя: «ЮКИ». Дрожащими руками Юки взял конверт и повертел его, разглядывая со всех сторон.
- Акутагава… – прошептал он и на губах у него появился соленый привкус слез. Колени вдруг подогнулись, и он осел на пол, как кукла-марионетка, которой обрезали поддерживающие её нити.
– Акутагава! Дверь комнаты распахнулась и на пороге появился Акутагава. Одет он был в простые джинсы и темный джемпер, подчеркивающие его точеную фигуру. Увидев Юки на полу с залитым слезами лицом, Акутагава бросился к нему, опустился на колени и обнял юношу. – Юки… Мой Юки!
Юки обхватил его стан руками, прижимаясь к нему, вдыхая запах его тела.
– Ты здесь! – выдохнул он. – Я думал, что больше не увижу тебя. – Я не мог уехать, не поцеловав тебя в последний раз, – шепнул Акутагава, покрывая его лицо легкими поцелуями. – Не прижав тебя к себе… В разлуке я буду вспоминать эти мгновения.
За полуоткрытой дверью послышалась возня и возмущенные голоса:
– Но ведь приказ же… Нельзя отклоняться от графика… – говорил тяжелый мужской голос, который тут же перебили голоса Тэкесимы и Ботаника. – Да уймись же, мы за него отвечаем!.. Иди к машинам и жди! Дай же людям попрощаться!.. Кыш-кыш! За дверью, наконец, все стихло. – Пообещай мне, что мы встретимся когда-нибудь; пусть это будет неправда – все равно пообещай! – просил Юки сквозь слёзы. – Дай мне хоть такую надежду!
- Я обещаю, мы встретимся, – сказал Акутагава тихо. – Даже если я умру вдали от тебя. Даже тогда мой призрак явится тебе, чтобы сказать последнее «прощай». Я обещаю это тебе. Ах, нет времени! Мне нужно идти… Скажи мне, Юки, чтобы я ушел. Отпусти меня.
Юки помотал отрицательно головой, судорожно цепляясь за него. – Отпусти меня, Юки, – повторил Акутагава, – вели уйти. – Я… – начал было Юки, но вовремя прервался и, кусая губы, выдавил: – Иди же! Тебе пора… – Прощай, – Акутагава в последний раз прижался к его губам, поднялся и быстрым шагом покинул комнату. Всё… Акутагава ушел из его жизни, и, скорее всего – навсегда… Юки сидел на полу, обхватив себя руками, и плакал, рыдания сотрясали его. Всё кончено! Его руки так тряслись, что он не сразу смог надорвать конверт. Внутри лежал сложенный вдвое листок, исписанный почерком Акутагавы.
« Дорогой Юки. Хочу сказать то, что наверняка забуду сказать и то, что я не мог сказать, потому что ты начал бы возражать и требовать объяснений.
Этим утром я отдал Садзабуро деньги за твое обучение еще за два года вперед, чтобы у тебя была возможность без проблем закончить все школьные ступени. Теперь ты можешь не беспокоиться за свое будущее. Все оставшиеся в сейфе деньги – твои. Я хочу, чтобы ты доучился и смог найти хорошую работу, чтобы все твои мечты сбылись. Не отказывайся от них – выполни эту мою последнюю просьбу! Пусть у тебя всё будет хорошо.
О комнате я тоже договорился – она целиком твоя. Я не взял своих вещей, потому что на них могут быть электронные «жучки». Увы, но такое тоже может быть. Отдай их кому-нибудь, потому что я все равно за ними никогда не вернусь. Пишу это письмо, а ты спишь… Ты такой красивый! Я уже схожу с ума от тоски. Мне трудно представить, что я буду испытывать потом… Прощай! » Юки поцеловал эти строки, размытые в некоторых местах его слезами, и прошептал, обращаясь куда-то в пустоту: – И все же… Я буду ждать встречи! Слышишь меня? Ждать всю жизнь, если понадобится…
КОНЕЦ