И он ждал. Зима ослабила ледяную хватку, наступил период дождей. Видения больше не возникали. Но как только дожди закончились, Джарид снова увидел сон — еще более реальный и пугающий, чем предыдущие. Джарид увидел, что его деревня захвачена конными разбойниками, с черными от сажи, иссеченными шрамами лицами, в кожаных куртках без рукавов, с большими изогнутыми саблями, копьями и дубинками. Они громили дома и сараи Аккалии, убивали мужчин, насиловали и убивали женщин. На глазах Джарида его отцу отрубили голову саблей, в широкую грудь Ройдена вонзилась стрела, брат рухнул, и кровь хлынула из раны. Мать и еще нескольких женщин преследовали двое всадников. А он сам неподвижно стоял и смотрел на все это, а потом с искаженным яростью лицом раскрыл рот в отчаянном крике и поднял странный посох, с конца которого сорвалось смертоносное сапфировое пламя, которое окутало и поглотило людей, преследующих его мать. Затем он испепелил и других разбойников и спас то, что осталось от деревни.
Джарид проснулся в поту, тяжело дыша. Горела свеча, и мрачный Ройден сидел рядом с ним: брат был явно встревожен.
Джарид немного полежал, глядя, как отсветы пламени свечи пляшут на стене, и потихоньку восстанавливая дыхание, потом повернулся к Ройдену и устало улыбнулся:
— Я тебя разбудил?
Брат кивнул.
— Извини.
— Опять видел сон?
Джарид сел и выпил немного воды из чашки, стоящей на тумбочке.
— Теперь я готов рассказать всем о том, что мне приснилось, — сказал он, отбрасывая со лба прядь мокрых от пота волос. — Надо: разбойники идут.
— Скоро? — спросил Ройден.
— Скоро. Думаю, ближе к вечеру. По крайней мере так мне показалось.
Джарид описал свой сон, не упомянув лишь о том, что видел в нем себя. Это нужно было обдумать в одиночестве.
Пока он рассказывал, рассветные лучи пробились в окно спальни. Братья оделись и пошли в комнату родителей, разбудили Бернела и Дрину и рассказали им об этом видении Джарида и о тех, что являлись ему раньше. Кузнец и его жена слушали молча и, когда братья закончили рассказ, долго ничего не говорили. Дрина неподвижно сидела на кровати, разглядывая свои темные от загара руки, то и дело отбрасывая характерным жестом пряди волос со лба. Бернел отошел к окну и стоял неподвижно, лицо его, лишенное какого бы то ни было выражения, четко вырисовывалось на фоне утреннего неба.
— Так оно и случилось, как он предсказывал, — тихо сказала Дрина, обращаясь к мужу.
— Кто предсказывал? — спросил Джарид, переводя взгляд с матери на отца.
Бернел повернулся к Дрине, закрыв свет широкими плечами.
— Я не хочу обсуждать это сейчас, — решительно сказал он.
— Но, папа...
— Не сейчас, Джарид! Есть и поважнее дела. Нам надо оповестить соседей на случай, если и этот твой сон окажется вещим.
— Бернел, — сказала мать, по щекам ее текли слезы, — мы же оба знаем, что сон — правдивый. Мы знали...
— Хватит, Дрина! — крикнул Бернел. Он закрыл глаза и вздохнул, потом продолжил несколько мягче: — Мы обсудим это позже, обещаю. А сейчас не время.
Ройден и Дрина провели остаток дня дома, баррикадируя окна и собирая все, что могло пригодиться в качестве оружия. Бернел и Джарид пошли предупредить старейшин Аккалии. С помощью Леуэля, Хранителя Храма Арика в Аккалии, они собрали почти весь совет поселка и стражей. Сначала главы общины отнеслись к их рассказу скептически, но Бернел предоставил некие таинственные доказательства в пользу того, что сны его сына сбываются, и смог убедить старейшин организовать и вооружить людей перед возможным нападением.
По дороге домой Джарид разрывался между желанием расспросить отца и страхом вызвать его гнев — Бернел, похоже, все еще не хотел углубляться в суть происходящего. Наконец, не в силах более сдерживать любопытство, он начал как можно осторожнее:
— Папа, почему вы с мамой поверили в то, что я видел пророческий сон?
— Ты наш сын, — просто ответил Бернел. — Если ты говоришь нам, что видел все то, что видел, — мы тебе верим.
Джарид покачал головой:
— Я не это хочу сказать. Почему вы так верите в то, что мои сны могут сбыться?
Бернел немного помолчал, и Джарид пожалел, что затеял этот разговор. Они с отцом редко заговаривали без особой необходимости — Джарид даже и вспомнить не мог, когда это происходило в последний раз. В тех редких случаях, когда Джарид заговаривал с отцом, он чувствовал себя так, словно нарушил безмолвное соглашение выдерживать некую дистанцию. Но на этот раз отец удивил его. Он отвечал мягко, даже доброжелательно, хоть и осторожно.
— В моем роду проявлялись похожие... качества.
— Качества?
Бернел вздохнул. Казалось, он жалеет, что согласился ответить.
— Способность видеть вещие сны, предсказывать будущее.
— И ты на это способен? — изумленно спросил Джарид.
— Нет, но моя мать и бабка видели вещие сны. И другие — тоже.
— А ты пробовал?
Бернел печально улыбнулся:
— Да, было как-то раз, но больше я и не пытался. Ты либо способен на это, либо нет.
Джарид задумался.
— Кого имела в виду мама, когда сказала, мол, он предрек мое будущее?
Этот вопрос был явно лишним.
— Хватит, Джарид! — оборвал его отец привычно суровым тоном. — Я же сказал, что сейчас не время углубляться во все эти вещи.
— Извини, папа.
В ответ Бернел обнял сына за плечи; они вернулись домой в молчании.
В тот вечер, когда напали разбойники, их встретили разъяренные жители поселка, вооруженные факелами, кольями, молотками и кухонными ножами. Нападающие были убийцами, они явились верхом и во всеоружии, но те, с кем они столкнулись в ту ночь, защищали свои дома и семьи. Битва длилась менее часа. Разбойники не смогли причинить большого ущерба поселку и были изгнаны. Когда все закончилось, оказалось, что двое из них мертвы. Из местных жителей только семеро были ранены.
После успешного отражения набега разбойников Джарид стал знаменитостью. Все слышали о его пророческом сне и признавали, что дар предвидения ставил его в особое положение в общине. Кое-кто, поддавшись древним суевериям, начал бояться его, но большинство считало, что он обладает даром, достойным восхищения. Что не мешало многим жителям держаться от него подальше. Друзья стали обращаться с ним иначе — с уважением, конечно, но без былой доброжелательности и свободы. Еще больше его беспокоили переменившиеся отношения с матерью и отцом.
Дрина всегда чересчур опекала его, намного больше, чем Ройдена, а после того случая это стало еще заметней. Временами она даже испытывала к Джариду что-то вроде благоговения, что печалило его и вызывало неловкость. А отец, несмотря на тот теплый разговор, еще более отдалился. Но и это было еще не все. Джарид мог сколько угодно твердить себе, что ему это только кажется, однако он не мог не заметить, что отец завидует его теперешней славе.
Даже работу в школе он получил в результате своего сбывшегося пророчества. Правда, он всегда был первым учеником. Но в семнадцать лет он стал самым молодым из учителей, о которых здесь когда-либо слышали, и прекрасно понимал, почему его выбрали на эту должность. Вот такой и была жизнь Джарида с тех пор, как он начал видеть вещие сны: сплошные почет, уважение, но почти никаких друзей. Вообще-то, был человек, который обращался с ним совершенно нормально — без страха, зависти и благоговения, — Ройден. Была какая-то странная ирония в том, что, обособившись от всей Аккалии, он вернул любовь и доверие брата. Они проводили вместе почти все свободное время, и в поселке многие верили в то, что таинственным даром хранить покой Аккалии обладают они оба.
Джарид знал, что люди судачат о каждом его поступке, что нарушало его душевный покой. Ройден уговаривал его не обращать внимания на сплетни и тех, кто их распространяет. Но Джарид часто ловил себя на том, что пытается расслышать чужие пересуды у себя за спиной. Так он впервые узнал, что люди считают его одним из Сынов Амарида. Само упоминание об этом заставило сердце Джарида забиться от волнения. Сыны Амарида, с их эффектными птицами и сияющими кристаллами, служили Тобин-Серу более тысячи лет, защищая его границы и помогая его народу. Джарид за всю свою жизнь видел только двух странствующих магов. Первым из них был, конечно, маг Радомил, служивший северо-западному Тобин-Серу больше двадцати лет и известный всем мужчинам, женщинам и детям Аккалии. Дородный лысый волшебник был неизменно ко всем расположен и щедр, и Джарид полюбил его как второго отца. Он с нетерпением ждал регулярных визитов мага и его красивого светлого ястреба — ждал не меньше, чем ежегодных праздников в честь богов.