— Доброй ночи, друзья! — Макс широким размахом пальто поприветствовал ведьм, и они разом обернулись к нему, довольно улыбаясь и вяло аплодируя. — Давайте пить, кутить и знакомиться! Вы попали в самое прекрасное место на земле, я клянусь вам в этом.
— Интересно, в чём он будет клясться, если нас поймают? — Я прошептала это на ухо Еве, но Князев всё равно услышал и подскочил к нам, обнимая за плечи.
— Главное правило академии — впитывать знания, красавицы. Наша студенческая жизнь никак не касается преподавателей, пока она не угрожает нашему здоровью и получению этих самых знаний. А она не угрожает. Вы больше не в школе! — Последние слова он выкрикнул так громко, чтобы все услышали и одобрительно загудели.
Удивительно, но мне напомнили об этом второй раз за вечер. Слова о новой роли в обществе вдруг расцвели в душе восторгом и надеждой. Принимая наполненный бокал от ведьмы с русыми кудряшками, я не планировала пить, но хозяин вечеринки диктовал свои правила, призывая присоединиться к тусовке и сделать глоток за зародыш дружбы.
На веранде было свежо. Мы раздобыли жёлтый плед и устроились на плетеной старой скамейке, кутаясь в шерстяную ткань. Ева допивала третий бокал и живо включалась в беседы сидящих рядом ведьм.
— Классные носки. — Справа приземлился мальчишка моего возраста. Он кивнул на белые длинные носки с пушистыми птичками на моих ногах, и я поблагодарила от всей души за внимание к своему скромному хобби.
Он представился Ником, но родители звали его Никитой. У Ника были идеально прямые каштановые волосы и стрижка «горшок». Это был самый ровный и стильный горшок из всех, что я видела, так что в ответ полетел комплимент его причёске. Оказалось, Ник тоже не инициирован — его посетили две ведьмы меньше месяца назад и вылили новость на голову. Ник с трудом верил в их слова, а времени на выбор ему дали даже меньше, чем мне, так что теперь он сидел здесь и удивлялся волшебным музыкальным инструментам. Языки развязались под винными парами, и мы проболтали больше часа. Иногда в диалог вклинивались парни и девушки, поддерживая или опровергая предположения о домах академии, кино, книгах или существовании всяких диковинных существ, вроде жар-птиц.
В противоположной части веранды послышалась возня и ругань. Мы повернули головы и обнаружили, как Князев пререкается с рослым ведьмаком. До нас долетали слова об «этой стране», о «настоящих русских ведьмах» (что бы это ни значило) и о том, что Макс «прожигает остатки родовой славы». Они спорили и жестикулировали так, что почти подпрыгивали. Князев зажимал тлеющую сигарету между указательным и средним пальцами, когда он ткнул в оппонента рукой, пепел обжигающим пятном уселся на рубашку здоровяку и проделал в ткани неаккуратную дыру. Ноздри у высокого парня раздулись, как у быка перед красной тряпкой, а Макс, не дожидаясь драки, вскочил на старый кофейный столик, который судя по виду пылился на этой веранде уже с десяток лет, и сухие доски скрипнули под мужскими туфлями. Князев опрокинул назад голову и с надрывом схватился за сердце.
— Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хотя есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь. — Он спрыгнул со столика и согнулся пополам, понижая голос до хриплого шёпота, —
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
Князев выпрямился и развернулся к нам, снова раскрывая глотку и крича в ночное небо:
— Синий свет! Свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль!
Ну и что, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Кто-то ударил Макса по плечу, и он почти рухнул вперёд, в последнюю секунду удерживаясь на ногах. Народ галдел, и мы с Евой смеялись до слёз, глядя за пьяным представлением. Спор сошёл на нет, будто ничего и не было. Гости стали наперебой читать вслух Есенина, Блока и Шекспира. Девушка в длинной красной юбке взяла в руки зачарованную скрипку и принялась играть сама, безо всякой магии, а я подскочила, скинула с плеч плед и принялась танцевать, подпрыгивая бодрой мелодии. Ко мне подключились остальные, и скоро мы все в одном ритме скакали в хороводе вокруг нашей самонаречённой скрипачки. Ночь цвела в молодых сердцах ярко и пышно, горячо разливаясь вином внутри. Не помня себя от счастливого веселья, я чувствовала единение с академией, со всеми присутствующими, с лесом и небом на уровне ДНК. И причина была не в магии, не в вине, не в переломном моменте. Причина была в самой жизни, которая текла и бурлила так, как должна в восемнадцать лет.